Знаки и чудеса

Согласно прежней координатной сетке (рис. 78), доставлявшей ее автору немало беспокойства, а другим немало сомнений из-за полного отсутствия симметрии, определенные слова одного и того же типа давали на конце такие варианты написаний, которые можно было понять как падежные окончания; в то же время некоторые слова того же типа-имели в своем написании довольно значительные различия, судя по контексту, совершенно непонятные и ненужные Где же ошибка? Уж конечно, не в табличках. И Вентрис опять взялся за сетку.

Пришлось снова вернуться к недавно им же самим отброшенному предположению о четырех равенствах знаков и их значений, которое восходило отчасти к более ранним гипотезам, а в особенности к предположению Алисы Кобер. Если эти равенства были верны, то симметрия сетки существенно дополнялась; значительно повышалась и степень ее пригодности.

Вот они, эти равенства:

И будь они истинными, трудно было бы даже перечислить все вытекающие отсюда следствия. Часто встречающееся окончание мужских собственных имен в родительном падеже  или  тогда звучало бы (о)/ои (i)jojo и, стало быть, соответствовало бы окончаниям древних форм вроде Autolykoio и Ikarioio, которые давно уже были известны из Гомера; предположительное окончание родительного падежа множественного числа женского рода  было бы (i)ja-o и соответствовало бы архаическим формам gaiaon, thedon! Если подставить эти значения в тройные группы Алисы Кобер, то пять первых из них (типы А и В) образовали бы скрепленные гласными и полугласными каркасы слов, сразу заговоривших бы таким знакомым языком, что уж почти не требовалось бы фантазии, чтобы восстановить пропущенные согласные; здесь в четком строю стояли бы названия самых значительных городов древнего Крита и среди них — название его столицы: Ликтос, Фест, Тилисс, Кносс и Амнис,[см. рис. 76, II падеж, типы А и В, в неполном написании оригиналов, напоминающем письменность Кипра, ru-ki-to (r замещает l, и в архаическом греческом = у), pa-ito, tu-ri-io, ko-no-so, a-tni-ni-so].

Но если бы эти значения были верны, в сетке неизбежно началась бы настоящая цепная реакция: не менее 31 знака получили бы свое подлинное и твердое звуковое значение! Несмотря на такой «обличительный» материал, Вентрис в своей последней рабочей заметке № 20 все еще склонялся к мысли, что все это самообман, фата-моргана. Однако пока почта доставляла адресатам эту заметку, помеченную 2 июня 1952 года, Вентрис, который уже вновь был за работой и в виде пробы подставлял новые звуковые значения в те или иные таблички, понял, что именно греческий язык ведет к решению проблемы; он прямо-таки напрашивался на эту роль. И вот все больше и больше слов выплывает из тьмы, пробуждаясь от тысячелетнего сна: появились ро-те, родительный ро-те-по (в классическом греческом potmen) «пастух» и ka-ke-u (chalkeus) «кузнец», ke-ra-me-u (kerameus) «гончар» и ka-na-pe-u (gnapheus) «сукновал» и, уж конечно, не заставили себя ждать i-e-re-u (hiereiis) и i-je-re-ja (hiereia) «жрец» и «жрица»!

Но тут же обнаружились огромные несоответствия между написанием слов в критских табличках и дошедшими до нас формами классического греческого языка. Критяне писали слоговой звук и гласный, причем конечный звук слога выпадал. Так, pa-te могло бы означать pater «отец», но также и pdntes «все»; слово stathmos «хлев» писалось ta-to-mo (s в начале слова выпало). Кроме того, не было вообще никакого знака для передачи отдельных согласных; казалось бы, то же самое правило должно было выполняться и в том случае, когда th стояло перед т, но здесь все шло как раз наоборот и th получало впридачу еще немой гласный о. Долгие и краткие согласные между собой не различались, как, впрочем, не различались также b и р; ph и g; k и ch; на примере названий городов Ликтос и Тилисс мы уже убедились, что совпадали даже r и l!

Вентрис, по профессии архитектор, но отнюдь не филолог, сразу же понял, что при подобных обстоятельствах становится возможным чересчур многое, и, пожалуй, даже все, но как раз то самое «все», которое ближе всего стоит к «ничего»! Он хорошо сознавал, что ему нужно призвать на помощь настоящего специалиста-филолога, досконально изучившего свое ремесло.

Пришлось идти за советом к сэру Джону Майрсу. Последний помог ему свести знакомство с неким молодым человеком, окончившим в свое время Кембридж, а затем принимавшим участие в составлении и издании латинского словаря в Оксфорде, где он познакомился с Майрсом. Вскоре, к началу 1952 года, он был приглашен в Кембриджский университет доцентом на кафедру классической филологии. Так был создан знаменитый дуэт — Майкл Вентрис и Джон Чэдвик. Имена эти и по сей день неразрывно связаны друг с другом и с дешифровкой линейного письма Б.