Говорит Дарайавауш, жарь:
«Я, Дарайавауш,
Царь великий,
Царь царей,
Царь Персии,
Царь провинций,
Сын Виштаспы,
Внук Аршамы,
Ахеменид».
Говорит Дарайавауш, царь:
«Мой отец — Виштаспа,
Отец Виштаспы — Аршама,
Отец Аршамы — Арьярамна,
Отец Арьярамны — Чишпиш,
Отец Чишпиша — Ахемен.
Поэтому зовемся мы Ахеменидами,
Со времен отцов мы рождены знатными,
Со времен отцов цари были нашего рода»[49]
.В конце 1836 года Роулинсон приехал в Бомбей и получил там от полковника Тейлора клинописные алфавиты Гротефенда и Сен-Мартена. Однако ему самому уже было известно больше звуков, чем обоим исследователям, к тому же не во всем между собой согласным.
Весь 1837 год Роулинсон трудится над Бехистунской надписью. В 1838 году он представляет в Королевское Азиатское общество в Лондоне текст, транскрипцию и перевод первых двух разделов с комментариями. Эта работа попадает в руки Эдвина Норриса, который был единственным знатоком древнеиранского языка в английской столице. Норрис посылает копию в Париж, и Роулинсон таким образом впервые вступает в тесный контакт с наукой. Он завязывает переписку с Лассеном и узнает о работе Бюрнуфа над третьей частью Авесты — Ясной. Роулинсон усиленно изучает зенд и санкскрит. В начале 1839 года у него уже готов перевод почти всех 200 скопированных в Бехистуне строк.
Но и европейская наука не дремлет. Когда в 1843 году Роулинсон возвращается в Багдад и возобновляет там свои исследования, перед ним лежит уже ряд новых работ: установлен алфавит, исправлены звуковые значения, улучшены переводы. Из Лондона Норрис сообщает Роулинсону о результатах исследований ирландского священника Эдварда Хинкса (Норрис и Хинкс — прирожденные дешифровщики; о них еще пойдет речь впереди). И когда Роулинсон садится за «Мемуар» (1844–1845 годы), посвященный персидской версии Бехистунской надписи, он узнает, что европейская наука во многом его опередила. Конечно, это нисколько не уменьшает заслуг Роулинсона. Его открытия навсегда останутся вехой в исследовании клинописи.
Из совместной работы многих ученых постепенно складывалась ясная картина древнеиранской клинописи, в частности консонантного алфавита, сохранившего и творчески переработавшего известные элементы слоговой письменности. Эти элементы проявлялись в том, что древнеперсидский алфавит давал возможность записывать гласные:
Так через две с половиной тысячи лет исполнилось то, что торжественно завещал потомкам Дарий:
Говорит Дарайавауш, царь:
«Ты, который в будущие дни
Увидишь эту надпись,
Которую я приказал выбить в скале,
Или эти изображения, —
Не разрушай их!
Но оберегай,
Пока можешь».
IV
КУДА НИ КИНЬ, ВСЮДУ КЛИН!
Дешифровка месопотамских клинописей
Признаюсь чистосердечно… я неоднократно пытался раз и навсегда… отказаться от изучения (ассирийских надписей. — Э. Д.), так как потерял всякую надежду достигнуть хоть каких-либо удовлетворительных результатов.
Я первый, кто читает это после того, как оно было забыто на две тысячи лет.
Дешифровка клинописи древних персов была практически завершена. Но сама-то она оказалась лишь началом, первым шагом в решении проблемы. Она только давала возможность проникнуть в клинопись в собственном смысле этого слова.
В сущности, древнеперсидское письмо является, так сказать, «поздним вырождением», сокращенной системой подлинной клинописи, системой, приспособленной для практического использования в условиях, иранских — языков. Древнеперсидское письмо не имеет почти ничего общего с подлинной клинописью (конечно, за исключением клина). Почти ничего, ибо полностью оно от своих предков не отреклось, да и вспомогательные приемы для написания гласных выдают его происхождение от слогового письма.