Знаки и чудеса

После смерти Винклера в 1914 году и еще до того, как разразилась война, Германское восточное общество послало в бывшую столицу османов для копирования богазкёйских текстов двух молодых ученых, X. X. Фигуллу и Бедржиха Грозного. Последнему из них — он умер сравнительно недавно — удалось получить в свое распоряжение особенно большие и хорошо сохранившиеся тексты Стамбульского музея. На его долю выпал жребий открыть и объяснить «клинописно-хеттский» язык, а также доказать, что в данном случае речь шла об индоевропейском языке, хотя и насквозь пронизанном многочисленными чуждыми ему словами, предположительно малоазиатского происхождения.

Бедржих Грозный родился в 1879 году в богемском городке Лиссе на Эльбе[67] и происходил из семьи чешского протестантского священника. Со временем он поступил в гимназию города Колина, где один из его учителей, профессор истории и географии доктор Юстин В. Прашек, уже снискавший себе славу как ученый, с особой теплотой относился к талантливому ученику. Вероятно, следуя желанию отца, Грозный начал изучать протестантскую теологию — дисциплину, которая в нем, как и во многих других, пробудила любовь к Древнему Востоку. Недолго думая, Грозный, по окончании гимназии уже знавший древнееврейский и арабский языки, меняет факультет и с 1897 года посвящает себя изучению древневосточных языков в Венском университете. Его наставником был семитолог Д. Г. Мюллер, весьма разносторонний и уважаемый преподаватель, ученики которого еще и поныне известны как крупные представители своей специальности. У него же в 1901 году Грозный защитил диплом на тему «Южноарабские граффити».

Характерно, что уже в те ранние годы Грозный как семитолог вовсе не собирался оставаться простым исследователем языка. Интерпретация текстов до самого конца жизни служила для него лишь средством для достижения совсем другой цели — основательно изучить древневосточные культуры. Но для этого семитолог должен был овладеть одной из важнейших отраслей своей специальности — аккадским (восточносемитским) языком, записанным клинописью, причем получить знания о нем нужно было, разумеется, из первых рук. Поскольку же во времена Грозного ассириология не была представлена в Вене, он на выданную ему в Австрии специальную стипендию отправился в Берлин к Ф. Деличу, чтобы под руководством этого учителя целых поколений приобрести навык в клинописи. Стипендия, как доказал Грозный всему миру через десять лет, не была выброшена на ветер. После возвращения он занял пост университетского библиотекаря в Вене, там же стал доцентом и в двадцать четыре года был назначен экстраординарным (внештатным) профессором Венского университета.

Его работам того времени присуща одна характерная черта, выделявшая их из массы ассириологической литературы. Если современники Грозного занимались почти исключительно мифологией и религией древних вавилонян и ассирийцев, то он направил все свое внимание на хозяйственную сторону истории этих народов и в данной области выступил подлинным новатором. Грозный был автором хорошо аргументированного исследования «К вопросу о денежной системе вавилонян» (1911), а также часто упоминаемой работы «Зерновые культуры в Древней Вавилонии» — необычайно содержательного и широко задуманного труда, который, к сожалению, так и остался фрагментом. Эти работы рассматривались автором как подготовка к созданию всеохватывающей «Истории переднеазиатской культуры». Так, в многолетнем труде, только один раз, в 1904 году, прерванном путешествием по Востоку вместе с Эрнстом Зеликом, крепли и мужали обширные знания Грозного, тренировалась его память, названная современниками феноменальной, и сам он усваивал то высокое мастерство, которое так убедительно доказал своей работой над клинописными табличками из Богазкёя в музее Стамбула.

Уже говорилось, что он встретился там с особенно хорошо сохранившимися длинными текстами. В качестве вспомогательного средства, отдаленно напоминавшего билингвы, применялись и фрагменты «словарей», то есть указателей, составленных наподобие шумеро-аккадских, с которыми мы познакомились в главе о клинописи Двуречья. Хетты расширили их еще на один столбец, хеттский. Однако это мало помогало делу, поскольку такие указатели приводили в основном редко встречающиеся слова и, как правило, оставляли исследователя на произвол судьбы, стоило ему только приняться за поиски наиболее обиходных и часто попадающихся слов.

Поэтому Грозный сознательно сконцентрировал все внимание на текстах, рассматривая их в каждом отдельном: случае как законченное целое и надеясь выудить из них сведения о структуре самого языка.

Его врожденная интуиция и талант комбинатора, его трезвый по отношению к фактам ум испытывались на богатом материале. А сам этот материал в свою очередь подвергался проверке ученого, причем проверке совершенно объективной, насколько это вообще возможно. Правда, вначале, в полном согласии с уровнем науки того времени, Грозный предполагал обнаружить в табличках кавказский язык.