В
Джнянешвара воспаряет на крыльях поэзии, описывая блаженство, наступающее после слияния с Богом. «Когда приблизился я к Богу, мой интеллект застыл и, узрев Его, я стал Им...» (Абханга 79). И опять: «В течении всего своего переживания я преисполнен был безмолвием. Что мне делать, если я не могу вымолвить ни слова? Нивритти показал мне Бога в моем сердце, и каждый день я наслаждаюсь каким-то новым его аспектом» (Абханга 76). И далее: «Исполнившись Богом, внутри и снаружи, пытаясь обнять Его, становишься с Ним единым. Отринуть Бога нельзя, если даже этого желаешь. Самость твоя подходит к концу. Когда желание устремляется за Богом, Бог тщательно скрывается. Однако как только все желания утихают, Он тут же являет Себя.»
Джнянешвара символизирует собой единство не только Джняны и Бхакти, но также Йоги во всех ее различных аспектах. Полностью осознавая тот факт, что невозможно понять природу Бога (или свою собственную природу) на интеллектуальном уровне, он говорит: «Нельзя заствить прохладный южный ветер по каплям стечь, подобно воде с влажной ткани; благоухание цветов нельзя связать бечевкой... сияньем жемчуга нельзя кувшин наполнить, и небо не огородить» (Абханга 93). Божественное видится ему как единство мужчины и женщины; оба — и Шива, и Шакти — находятся в слиянии с Ним. Истинное блаженство, как говорит Джнянешвара, можно найти лишь в видении себя самого, и он описывает это следующим образом: «Он видит отражение формы без формы. Видящий исчезает, повсюду лишь Бог. Есть лишь один Бог, и он наслаждается Своим счастьем в Своем переживании единства. Невидимый муж пребывает в бодрствовании в постели своей, и нет никого, кто бы в этом участвовал» (Абханга 91).
Как указывает доктор Р. Д. Ранад: «Философия Днянадевы сохраняет как единство, так и разнообразие переживания. Его духовный мистицизм примиряет монизм и плюрализм.» Он цитирует следующие важные слова Макникола: «Ни в монизме Шанкарачарьи, ни в дуализме, довольствующемся тем, чтобы оставаться двумя, но в духовном переживании, выходящим за рамки и включающем их обоих, можно обрести покой».
По контрасту с Джнянешварой, мистический путь Тукарамы дает нам типичный пример чистой Бхакти. Он проходит через невероятные страдания и переживания, пока в конце концов — внезапно — не обретает видение Бога, или видение своего «Я», которое преобразует его тяжелую жизнь в жизнь, полную света, свободы и полной гармонии. Он так описывет свои глубинные переживания в лирических строках: «Весь мир вдруг озарился, и темнота ушла... Невозможно описать блаженство бескрайнего света... Бог и самость покоятся сейчас на одном ложе... Весь мир наполнен божественной музыкой... Внутри и снаружи исполнен я божественным блаженством...» И наконец, дается описание высшего переживания этого мистика: «Я дал рождение себе самому, я вышел из собственного чрева; все мои желания исчезли, и цель моя достигнута... Все вещи растворились и исчезли в едином... Я не вижу ничего, и в то же время вижу все. „Я“ и „мое“ были из меня устранены. Я говорю, не говоря. Я ем, не принимая пищи... Мне нет нужды рождаться и умирать. Я есть как я есть. Нет для меня ни имени, ни формы, и я вне действия и вне бездействия... Поклонение Тебе становится невозможным, поскольку Ты и все средства поклонения — одно. И если пожелаю воспевать (хвалу Тебе), Ты будешь этой песней. И если я играю на цимбалах, цимбалы — это Ты.»
Абханги Тукарамы пронизаны мистицизмом. Он говорит о том, что не желал бы, чтобы его Бог был лишенным формы: «Бесформенным будь для тех, кто желает, чтобы Ты был таковым, но для меня же прими форму и имя, которые я мог бы любить...» Позже, однако, Тукарама приходит к утверждению единства Бога и преданного: «Теперь познали мы Твою истинную природу. Нет ни святого, ни Бога. Нет никакого семени, как может плод быть? Все есть иллюзия.»