— Знаешь, чем в самом начале взял меня Паша? Сказал, что «Незнакомка» Блока это обо мне — «дыша духами и туманами»… После этого я чувствовала себя такой нежно-воздушной, почти эфемерной… Шляпу вдруг срочно захотелось, чтобы с широкими полями и само собой — перьями… мне пошло бы. Хотя тогда Незнакомка из меня была так себе, — вздохнула она, — после развода измотанная, худая, руки от хлорки сухие… постоянно запах больничный в волосах. Я еще медсестрой тогда работала, мы делили ставку санитарки, мыли на дежурстве все отделение. Даже покойников возили в морг сами. Уставала, помню, сильно… А в чем тут у нас дело, Катя? Что это ты замерла? — подозрительно прищурилась она, встретившись с моим взглядом в зеркале.
— Сегодня я видела ее — жену принца. Она брюнетка, ба. Яркая, как… бразильянка. Это я так… в порядке размышления. Просто еще одна горсть земли, так сказать…
— Тьфу на тебя! Тьфу и тьфу! Дурацкие разговоры и мысли твои тоже дурацкие! Я не желаю это слушать, — ушла она и выкрикнула уже из другой комнаты: — Я — лучше всех, а как ты — не знаю!
Потом вернулась, нервно поправляя волосы.
— Я требую, чтобы ты уволилась, чтобы ты ушла оттуда! Завтра я пойду и сама поговорю с Ирой. Так дальше нельзя, Катя, так будет продолжаться бесконечно, я устала… — всхлипнула она вдруг и я подхватила ее, обняла за плечи.
— Чшшш…. Ты чего, ба? Прекрати немедленно, — сжалось вдруг сердце от беспокойства и вины, от страха за нее.
— Сначала эти паразиты… — тихо плакала она, — потом учеба твоя проклятая всю душу вытянула, теперь это еще… два года уже, два года… больше! Я требую, Катя! Я категорически, я просто настаиваю…
— Какая ты у меня, оказывается, нервная, — шептала я, страшно раскаиваясь и уводя ее на кухню. Усадила и налив кипяченой воды из стеклянного кувшина, поставила перед ней чашку. Села рядом, вытирая резко повлажневшие ладони о трикотажные домашние штаны. Я помнила, как ее тогда увозили на скорой — бледную, с закрытыми глазами… и начинала паниковать.
— Выпей… Что же ты так реагируешь странно? Я же с тобой как с подружкой — обсуждаю очередной этап своего поумнения. Это же здорово, что я ее увидела, — принялась уговаривать ее.
— Пятьдесят капель накапай, — велела бабушка, слабо махнув на меня рукой.
— Ба, — опять присела я рядом, подождав пока она пила свое лекарство: — Если бы еще неделю назад… я и сама уже думала, а поговори мы вот так — ушла бы оттуда точно. Но не сейчас. Сейчас нас с шефом объединяют
Клятвенно пообещала больше не маяться дурью, но ночью долго вспоминала, как яркая естественной природной красотой, темноглазая женщина тянула руки к шефу и, глотая слезы, говорила:
— Самсон Самуилович! Мы с Юрой… мы вам до конца своей жизни…
Он быстро, как только мог, поднялся из-за стола и подошел к ней, утягивая за собой из переговорной.
— Ну-ну, не нужно этого, Леночка. Вы же понимаете… Давайте мы вместе выйдем сейчас и хорошенько поговорим. Пускай девочки спокойно кушают.
— Да-да! Вы извините меня, пожалуйста. Я влетела, помешала вам…
— Ничего страшного… ничего такого страшного, — приговаривал шеф, уводя ее за собой.
А я той ночью впервые мучилась от незнакомой до этого боли. Не физической, но очень ощутимой, спирающей дыхание до состояния почти осязаемой муки. Пришло оно — очень странное и неуместное чувство, на которое я не имела никакого права — впервые в жизни я ревновала. Представляя себе… да мне достаточно было представить ее руку в его руке — как тогда у нас. Это было ужасно — чувствовать такое. Это было ощущение полного бессилия и почти невыносимой обиды… на жизнь? А еще злости на свою слабость, стыда, безнадежности и тяги… тяги… Первый раз я хотела того, чего получить не могла — моя платоническая любовь с редкими вспышками чувственности грозила превратиться во что-то большее и страшное для меня. И с этим срочно нужно было что-то делать.
Утром я встала немного раньше, чтобы потом осталось время на сборы, и позвонила Сергею:
— Доброе утро, Сережа, ты еще не за рулем? Отлично…
— Катюша, я очень рад, что ты позвонила. Очень-очень рад. Ох-х-ха…
— А?! Что случилось…? Сережа!
— Бритва случилась, представляешь — безопасная?