Знаки зодиака. Начало

– О, это же чётки из монастыря **! – девушка тут же схватила прибывшего за предплечье, разглядывая деревянные бусины чёток, зажатые в чужой руке.

– Да. – Ответил ничего не выражающий голос.

Зелёные глаза воспылали неподдельным интересом.

– Ты из монастыря приехал? Ты монах?

Светлые брови нахмурились – видимо, тема затронута не из приятных. Парень осторожно высвободил свою руку. Произнёс:

– Нет. – Разве? Сидор покопался в памяти и вспомнил, что видел это лицо на фотографии монахов монастыря **, что находился в горах острова Кон. (Водолей).

– Хм, тогда, не монах, может нам представишься? – бросила язвительно Алима, скрестив руки на груди.

– Прошу прощения за неучтивость. Меня зовут Кирилл Креветкин.

– Значит говорить умеешь. – Резко проговорила Активная. – Ладно, не монах, будем знакомы. Я Алима Активная…

После цепочки приветствий Хэнэ хлопнула в ладоши и спрыгнула на асфальт.

– Что ж ребятушки, пошлите в конференц-зал главного корпуса!

Серафима подала робкий голос:

– Но нас так мало. Может ещё подождём?

Хэнэ махнула рукой в неопределённом жесте, говоря:

– Вас двенадцать. Поздравляю! В этом году ваша группа самая малочисленная среди первогодков! – на этих словах все изумились, кроме Сидора Скрытных. Не зря он всю ночь прочёсывал Гибнэт. По крайней мере к таким мелким новостям он был подготовлен, чем немножечко гордился. Но мы ему это простим, потому что нашему Скорпиону можно простить всё, хотя бы за пленяющий прищур фиолетовых глаз.

Хэнэ хлопнула в ладоши ещё раз, распростёрла руки, пошла по одной из дорожек спиной вперёд, при этом воодушевлённо говоря:

– Добро пожаловать, мои дорогие, в мир открытий и научных свершений! – интонация её голоса была приятна, в ней слышалась искренняя забота и участие, однако Фисалию не спешил покидать холодок, заворачивающийся нервным узлом внизу живота. Может я переборщила с мороженым? Хотя нет, дело явно не в нём. Мельтешащее чувство тревоги охватывало Флиртунову всё настойчивее. Она пыталась смахнуть наваждение, но интуиция ещё ни разу её не обманывала. Вдруг кто-то толкнул Фисалию в плечо, отчего тревожные мысли рассыпались осколками стекла, покидая мысли.

– Прости-прости! – тут же извинилась Алима. – Я не нарочно. Запнулась блин о свою же ногу! Ха-ха-ха, представляешь? – Фисалия ответила что-то незначительное, с чего завязался диалог, который развлекал этих двоих до самого крыльца главного корпуса.

– Прошу! – Хэнэ простёрла руку, пропуская студентов вперёд. Змеиные глаза следили внимательно, как подопечные крутили головами, с неприкрытым интересом разглядывая дизайн стеклянного крыльца.

Обычно здесь было достаточно светло, но из-за туч в конференц-зале пришлось включить подсветку. Тёплый апельсиновый свет затапливал собою весь первый этаж. Напротив входа, за примерно семью сотнями расставленных в ряды стульев, возвышалась сцена, на ней не было трибуны, только одинокий микрофон лежал на полу. За сценой виднелись две лестницы, уходящие наверх. Вот и всё убранство.

Хэнэ подвела юных социологов ко второму от входных дверей пустующему ряду стульев.

– Вот ваши места. – Все постепенно усаживались. Только Серафима стояла, смотря на улицу. – Что-то не так? – участливо спросила женщина. Слёзкина встрепенулась, повернулась, мотнула головой.

– Нет. Всё хорошо… просто тучи так низко нависли.

– Не переживай, я уверена, вы не попадёте под дождь.

– Мы успеем уйти до его начала?

Улыбка Хэнэ дёрнулась, но быстро вернулась на место. Губы расползлись шире, позволяя зубам сверкнуть в жёлтом свете люстр.

– Разумеется, вы не попадёте под дождь. Я обещаю. – Сами того не ведая, вся группа социологов с непонятным напряжением следила за этим разговором. С ужасом в душе Фисалия заметила капельку жидкости, медленно стекающую по длинному и острому клыку проводницы. Разве у людей бывают такие зубы?.. А зрачки?.. Б-р-р-р, у них тут какой-то чудной дресс-код? Типа без линз и накладных клыков вход воспрещён? Мысли эти не получили продолжения, так как Хэнэ с какой-то грустью и вздохом произнесла: – Мне пора. Прошу меня простить. – Развернулась и пошла к сцене.

Серафима села. Гнетущее молчание группы не разряжал даже шум остальных студентов, постепенно заполняющих все свободные места в зале. Гогот, смех, волнение – первокурсники были возбуждены и в то же время смущены, застенчивы. Умелые проводники выводили своих подопечных на разговор, шутили и смеялись. И только наши двенадцать героев сидели на стульях, сложив руки на коленях и думая одну и ту же мысль одновременно: и что это было?

Когда шум в конференц-зале достиг максимума, везде, кроме сцены, свет погас. Залитая жёлтым, она походила на лимонный срез. Тучи за стенами выглядели всё мрачнее и тяжелее. Сочно-зелёная трава полей будто посерела, а фонари у дорожек казались сточенными под натиском невзгод неприкаянными душами.