Я начинаю отвечать на вопрос: «Ну как дела? Как поживаешь?» Я говорю и чувствую, что ты все время сопоставляешь: кому из нас лучше? Я знаю, что тебе лучше, поэтому говорю без всякого энтузиазма, да и ты уже не слушаешь меня. Приходит очередь моего вопроса. Я задаю его и отвечать начинаешь ты, с жаром, образно, ярко. Я слушаю, но мне не очень-то приятно все это слушать. Я вижу, к чему ты клонишь, ты хочешь вызвать во мне зависть. Но я не завидую, я раздражаюсь.
Я смотрю в сторону, ты смотришь на меня и, не опуская подробностей, все рассказываешь и рассказываешь. Мне вдруг вспомнилась моя тетка. Она живет в Сочи и каждое лето приглашает меня отдохнуть, в море покупаться, фруктов поесть. Я задаю вопрос об общих знакомых. Оказывается, что тебе о них тоже ничего не известно.
Пора разбегаться. Обниматься или не обниматься? Крепко жать руку или так, рассеянно? Я делаю первый шаг, чтобы ты не подумал, что у меня плохое настроение. Мне ничего не остается, как многозначительно и в подозрительной форме передать привет твоей подружке, мол, пусть звякнет вечерком, хотя все это бесполезно, поскольку ты знаешь не хуже меня, что мои шансы равны нулю.
Утром мир наполняется разными шумами и звуками, а голова – мыслями. Сравнение, конечно, так себе, но все же часто, когда утром открываешь глаза, либо соловей в душе поет, либо бульдозер землю роет. Вокруг стоят полупьяные рабочие в оранжевых касках и все время матерятся и сплевывают. Встаешь весь оплеванный этими хамами, даже еще не пожелав никому доброго утра. Или иногда цветут ландыши, ручей журчит. Лежишь в постели, наслаждаешься. А бывает сваю вбивают, асфальт перед домом отбойным молотком вскрывают, мол, опять авария, и ты откидываешь одеяло со злобой и сразу ищешь глазами, на кого бы с утра пораньше обрушиться.
Выползаешь из своей комнаты, как экскаватор, извергая проклятия, и, если у кого-нибудь в это время сирень в душе цветет, раздавливаешь весь куст, свирепо порыкивая. Что может зеленый побег против опускающегося на него тяжелого копыта?!
Лежишь в постели, как футбольный мяч на поле, и ждешь, когда кто-нибудь из игроков подбежит и наподдаст тебе изо всей силы.
Животный мир в душе твоей. Скребут кошки, воют собаки, поют соловьи, птицы улетают в жаркие страны. Муравьи строят огромные города, соединенные широкими магистралями, обочины которых усажены красивыми ухоженными деревьями. Пчелы собирают нектар, и умудренный опытом пчеловод дымит из специальной жестянки, чтобы подобраться к заветным ульям. Крокодил лениво разевает утыканную зубами пасть и хватает за хвост зазевавшуюся макаку, в общем звуки, цвета, запахи, формы все время меняются, создавая каждый раз новое ощущение от этого бесконечного, происходящего внутри тебя праздника, на котором ты гость, но не хозяин. А потом, все-таки жарковато становится!
Мир растений внутри нас. Колосок тянется к солнцу, бутон засыпает под легким покрывалом вечерней прохлады, ромашки и подсолнухи жадно глотают серебряную росу, и жук, которого тоже можно при желании считать растением, застенчиво продвигается вверх по гибкому с нежным пушком стебельку.
Радуйся! Потому, что и радость где-то внутри нас. Мы сами внутри нас, и планеты, и звезды, и кубы, и квадраты, и чернильные пятна на белой скатерти. И, наевшись досыта всем, чем только можно, я чувствую, что лопну от обжорства, я захлебнусь в тот самый момент, когда квадратное синее солнце наконец закатится мне за шиворот, и это будет той последней точкой, которую очень немногие люди умеют поставить вовремя.
Часть IV
Столько прицеливаться, прижимать приклад к щеке, затаиваться, замирать и выслеживать, и так и не позволить себе лишнего? Дождаться, когда собеседник раскрепостится, снимет защитные очки, и не обрушиться на него со всей обезоруживающей откровенностью, не признаться ему во всем? Таковы правила: стой и слушай, смотри на то, как перед тобой выворачиваются наизнанку, бесстыдно демонстрируя свои разноцветные потроха!
– Я знаю, она страдает, хотя виду не подает. Не хочет, наверное, чтобы другие догадывались…
Ты кидаешься в огнедышащий поезд, набиваешь топку углем, мечтая только о том, чтобы поскорее превратиться в крошечную точку на горизонте.
– А как бы вы поступили на моем месте? Скрипят тормоза, и синеватый дым одевает кабину.
Ты тащишься по синим тротуарам, спотыкаясь, пропускаешь вперед синие троллейбусы, время от времени утыкаясь носом в неуютные синие витрины. Приехали. Вот мы и дома.
– Вы думаете, мне легко? Ведь не моя вина в том, что у меня ничего не получается! Это было бы так несправедливо меня винить. А? И дорога зовет в бега, и деревья, и дома, и, выбиваясь из сил на специальном покрытии ипподрома, так хочется наконец оторваться и лидировать долго и гордо, в полном одиночестве.