Знакомство категории X

Я нахмурился, сделал вид, что пытаюсь вспомнить, оттягивая время, прежде чем, как то и было задумано, признаться ей во всем. Только вот момент ушел, а я не стану все портить лишь потому, что нужно исполнить задуманное. Я такой, каким она меня себе представляет, и точка. Сейчас в моей жизни есть два человека, которые больше всего для меня значат: месье Копик и она. И самое важное для меня — быть таким, каким они хотят меня видеть. Это и есть мое истинное я. А все остальное — лишь социальный статус и банковский счет. Будь я греком, в долгах как в шелках, я остался бы тем же человеком, ведь собой я могу быть всегда, когда захочу. Конечно, она может обо всем узнать из газет, но у меня в запасе три дня: Копик никогда не общается с прессой до матча. А за три дня я смогу подготовить Талью к жизни, о которой она мечтала и которую я хочу прожить вместе с ней.

Она сверлит меня взглядом, словно отсчитывая время, как ведущая телешоу, потом встает, убирает подносы, возвращается и заявляет: что бы я ни хотел ей сказать, это может подождать до завтра, а сейчас она безумно меня хочет.

— Ты уже пробовал рифленые?

— Рифленые?

— С ребрышками. Только что появились в супермаркетах: я хотела обновить их с тобой. Давай устроим себе еще один первый раз…

Она вытаскивает из сумки синюю упаковку с подмигивающей девушкой и надписью «Интимно текстурированные». Ловлю на себе взгляды пацанов за соседним столиком и кладу коробочку в карман, а они возвращаются к своим нагетсам. Она кладет ноги мне на колени и спрашивает, теребя прядь моих волос, нет ли у меня какой-нибудь сексуальной фантазии. Чтобы не нарушать романтический настрой, я шепчу ей на ушко, что хотел бы заняться с ней любовью там, где она этого еще никогда не делала.

— В музее Родена.

Она ответила так быстро, словно только того и ждала, я даже растерялся. Я стараюсь сохранять невозмутимость и отвечаю ей в тон.

— A-а. Там красиво?

— Это величайший скульптор: я рада, что ты узнаешь о нем благодаря мне. И клянусь бабушкой, я никогда не занималась любовью в музее Родена.

— Хорошо.

Она вскакивает и тянет меня за руку через весь зал. Пока она собирает волосы в хвостик, глядя в зеркало над мусорной корзиной, я нежно прижимаюсь сзади, шепчу, что я тоже очень ее хочу и потом в нашем распоряжении сегодня номер в настоящем дворце всего в трех шагах отсюда.

— Я расплатилась и выехала в полдень. Хотя ты прав, пошли туда, так будет быстрее.

Вздыхаю про себя с облегчением, но вида не подаю, чтобы она не подумала, что я сдрейфил. Через сто метров вопрос отпадает сам собой: в «Рояль-Монсо» она забирает у портье свою походную сумку, вытаскивает ролики, протягивает мне вторую пару, которую стащила у Аннук Риба — у нее, по мнению Тальи, такой же размер обуви, как у меня, — и вперед, в музей.

Великолепное фойе, красивый сад, вежливый персонал, приветливые гардеробщики, которым мы оставляем наши ролики. После поездки по мостовым Парижа у меня такое ощущение, что почки отбиты, а икры налились свинцом, к тому же у меня жуткий мандраж, похлеще, чем в двенадцать лет, когда я вышел на свой первый официальный матч. Мы двигаемся по указателям, проходим зал за залом, любуемся скульптурами, считаем охранников. Паркет страшно скрипит при малейшем движении.

— Зал «Буржуа из Кале» на втором этаже, — шепчет Талья, поглаживая бронзовые волосы бородатого мужчины на камине. — Там красят потолок.

— Ты уже была здесь?

— Одна, — уточняет она, продолжая жевать жвачку, с заговорщицким видом, отчего я совсем теряю голову.

Мы поднимаемся по лестнице, обсуждая гобелены. Натыкаемся на группу японцев с проспектами в руках, пожилую даму, маляра в спецодежде.

— Все в порядке, — бормочет она и щиплет меня за локоть. — Еще двоих я видела в кафе. Если нам повезет, их всего трое и первый слой краски они только что положили.

— Брось… Они наверняка перед уходом закрыли дверь на ключ.

— Спорим, нет.

Она поворачивает налево, делает вид, что изучает гипсовые скульптуры в застекленном шкафу, проходит, не останавливаясь, мимо двери с табличкой ВХОД ВОСПРЕЩЕН. Возвращается обратно, и мы обходим этаж. Один охранник стоит выше по лестнице, другой — во втором зале справа — грозно, как коршун, следит за группой детей, которых безуспешно пытается успокоить учительница.

— С этим проблем не будет. Иди скажи тому, который в пролете, что на входе в ротонду на носу у Бодлера прилеплена жвачка. А потом сразу ко мне. Если дверь вдруг окажется закрытой, спрячемся в садовом домике: это тоже будет считаться.

— А там правда жвачка?