Президент рвет и мечет на скамейке запасных. В отсутствие Копика он у нас заменяет весь тренерский штаб. На нем черный спортивный костюм со светящимися полосками, из-за чего он похож на мусорный мешок. А вот итальянский тренер в пиджаке с галстуком. Как только игра останавливается, оба достают свои мобильники: вряд ли они разговаривают друг с другом, но, судя по всему, об одном и том же. В почетной ложе я замечаю нашего финансового директора, при нем привычный для игрового дня набор — наушник и калькулятор. Он как раз продает меня своему коллеге из команды противника, и мои полтора гола повышают ставки.
Пока капитан итальянцев разбирается с судьей, который зафиксировал ему вне игры, Кайоль предлагает мне новую тактику, чтобы усилить атаку в отсутствие седьмого номера. Я слушаю вполуха. Я только что заметил Талью: на трибуне Б, на самой нижней ступеньке, у сетки. Лучшее место, чтобы видеть, как я забиваю. Наши взгляды встречаются, она поднимает руку. Рядом с ней машет кто-то еще. Руди, мой маленький коллекционер наклеек. Они разворачивают плакат с моим именем и тремя восклицательными знаками.
Мы перегруппировываемся, я упускаю голевую передачу Кайоля, извиняюсь, тот обреченно разводит руками и показывает на президента, который только что заявил о его замене. Чего он этим добивается? Присоединившийся к команде Вишфилд весело хлопает меня по плечу. Я рад за него, но только слабоумный может выпустить на поле полузащитника, когда противник укрепляет заднюю линию.
Итальянцы становятся чрезвычайно агрессивны, стараясь закидывать длинные пасы за спину нашей защите. Месье Копик дал нам указание перехватывать мяч как можно ближе к воротам соперника, но помешать итальянцам строить атаку не получается, к тому же президент сломал всю стратегию нашей игры на этот матч, разработанную тренером. Он целый день пичкал нас видеозаписями последних встреч «Лацио», чтобы мы «прониклись»; вот и получилось, что мы готовились к встрече с командой, которую видели на кассетах, а они взяли и выставили шесть новых игроков.
— Защитники, играйте ближе к нападающим, а то у нас команда развалилась на две части! — кричит президент с кромки поля.
Судья свистит ему — тренеру нельзя пересекать границу технической зоны. Все, приехали: теперь у нас и президент оказался вне игры. Он в ярости, садится на скамейку, но вскоре снова вскакивает и оказывается на том же месте.
Вибер пасует Лёфстрому, тот отбивает, перехват, смазанная передача, и я подбираю мяч. В тот момент когда я собираюсь нанести прицельный удар, два защитника делают подкат и сносят меня. Я падаю прямо в грязь. Наши болельщики требуют пенальти, но судья ничего не видел — он был слишком занят, следя за тем, чтобы президент не переступил линию.
Команда собирается вокруг меня, мне помогают подняться. Я получил сильный удар в правую лодыжку. Прошу Мгану, которому Кайоль, покидая поле, передал повязку капитана, чтобы мне дали место крайнего защитника — мне нужно немного восстановиться. И нам забивают один за другим два гола. Зоргенсен едва не пропускает и третий, благо навес получился неудачный и мяч отбил бразилец, вышедший вместо Вибера, правда, теперь у нас на одного легионера больше положенного. Самое время намекнуть президенту, что он ошибся, ведь это может стоить нам победы. Судья свистит на перерыв, а мы так и не смогли переломить ситуацию.
Финансовый директор убирает свой телефон. Талья и Руди свернули плакат. Им со своего места больше не увидеть голов, которые я собираюсь записать на свой счет — во втором периоде команды меняются воротами. Но это лишь усиливает мое желание поскорее восстановиться и забыть о боли в лодыжке.
В раздевалке президент начинает разбор полетов с меня, отводит в сторону и с дрожью в голосе говорит, что звонили из «Манчестера» и «Арсенала»: если «Лацио» не потянет, он продаст меня англичанам. Я отвечаю, что слышать об этом ничего не желаю: мне нужно побыть одному, чтобы собраться на игру. И запираюсь в туалете.
Сажусь на крышку унитаза, снимаю бутсы, закрываю глаза и начинаю быстро тереть ладони друг о друга, чтобы почувствовать прилив энергии. Кладу руки на лодыжки и зрительно представляю себе мышцы. Следуя знахарским приемам, которым обучил меня Чака Натзулу, я начинаю дышать животом и фокусируюсь на боли: ускоряю дыхание, жду, когда рукам станет жарко и они затрясутся, потом резко развожу ладони, и боль выходит с криком.