Знакомство по брачному объявлению

Уже дали последний звонок, и они поспешили в зал. Зал бурно радовался и огорчался, возмущался и переживал за двоих на вокзале, но Акрам-абзы фильма почти не видел -- он смотрел не на экран, а на силуэт Светланы Трофимовны, которая сидела почти рядом, чуть наискосок впереди. Ему было приятно, радостно и грустно глядеть на нее, и вместо фильма он видел давнюю-давнюю осень, когда провожал ее с танцев и жарко шептал: "Светлана... Светочка... Светик..."

Фильм для Акрама-абзы закончился неожиданно -- так ему хотелось, чтобы продолжалось бесконечное кино про Светлану Трофимовну, про то далекое время их юности, когда все было так просто, понятно и волнующе...

На улице стемнело, и Назифа-ханум не видела огорченного лица Акрама-абзы. Крепко вцепившись в его руку, она бойко разъясняла, какой подтекст вкладывал режиссер в ту или иную сцену и что вообще хотел сказать этим фильмом. Задумавшийся Акрам-абзы не слушал ее. На ум приходили мысли одна нелепее другой. Ему, например, вдруг захотелось освободить руку, нырнуть в первый же темный переулок, и бежать огородами. Но куда? В иные минуты ему хотелось добежать до Светланы Трофимовны и, упав перед ней на колени, со слезами на глазах просить: "Спаси и помилуй!"

Но дорога их подходила к концу, и на спасение рассчитывать не приходилось. "Так тебе и надо, получил то, что заслуживаешь, старый козел",-- сказал себе Акрам-абзы, входя во двор, и несколько успокоился.

От волнения он проголодался. Время ужина давно миновало, да и как-никак гостья в доме, и Акрам-абзы решительно двинулся на кухню. Разделав вырезку, он принялся ее тщательно отбивать, чтобы поджарилась быстро и была сочнее. В это время на кухню заглянула Назифа-ханум в спортивном костюме и кроссовках.

-- Обычно перед сном я немножко бегаю,-- объяснила она.-- Думаю, этой привычке не изменю и здесь, приятно, знаете ли, чувствовать себя в форме. Когда будет готово -- кликните, я буду бегать возле дома,-- и, улыбнувшись, выпорхнула во двор.

Пока жарилось мясо, Акрам-абзы быстренько поставил самовар и стал накрывать стол, удивляясь, как ловко у него все получается. Когда он вышел за самоваром, Назифа-ханум была уже во дворе, у цветника.

-- Наверное, я буду здесь счастлива,-- сказала она грустно и проникновенно, как настоящая артистка. -- Какой удивительный воздух, какое высокое звездное небо и вы, трогательно заботливый и милый... Я так и представляла себе жизнь с вами.

Акрам-абзы, вытирая взмокший от спешки лоб, не нашелся с ответом, только пригласил гостью к столу.

Настроение у Назифы-ханум было прекрасное, она раскраснелась и даже как-то похорошела.

-- Давайте поднимем бокалы, дорогой Акрам Галиевич, за то, чтобы я никогда не пожалела, что поддалась соблазну брачного объявления,--предложила она, зазывающе глядя на хозяина.

Акрам-абзы налил гостье шампанского, а себе -- водки, да по ошибке -- в бокал для шампанского. Настроение было хуже некуда: он чувствовал, что теряет свободу, а холеная рука Назифы-ханум ловко примеряет на него ошейник,-- поэтому отливать водку в рюмочку не стал, так и хватил полный бокал.

Похвалив отбивные, которые и в самом деле того стоили, Назифа-ханум томно сказала:

-- Если позволите, я скажу еще один тост. Мне бы очень хотелось видеть вас всегда джентльменом. Таким, как сегодня. Как трогательно вы бежали ко мне на станции... Я этого никогда не забуду. Как лихо вы добыли билеты в кино... Вы просто молодец! За вас, дорогой Акрам Галиевич! Вы заслужили поцелуй,-- и, обняв Акрама-абзы, крепко его поцеловала.

От Назифы-ханум пахло знакомыми духами "Белочки", и Сабиров, теперь уже не по ошибке, налил себе в бокал водки. Расчувствовавшаяся Назифа-ханум попросила включить музыку, попутно сообщив, что она недавно начала заниматься аэробикой.

Акрам Галиевич не знал, что такое аэробика, но спрашивать не стал, уверенный, что это с хозяйством и кухней никак не связано. Вновь, как и в прошлое воскресенье, он танцевал то же танго, что и с Натальей Сергеевной, только настроение у него было совсем другое. И танцевал неважно -- два больших бокала водки уже сделали свое дело, и он несколько раз наступил на ногу партнерше, а затем его круто повело к трюмо, где стоял фотопортрет Назифы-ханум, и он едва не упал.

-- Что с вами, Акрам Галиевич? -- кокетливо спросила ханум.-- Вы знаете, чего я в жизни до смерти боюсь, так это пьяных мужчин. О, пьющий мужчина -- это социальное зло нашего времени,-- загорячилась она. -- Как я ненавижу их! Дали бы мне власть -- я бы всех их в Сибирь, на каторгу, они бы у меня живо протрезвели! -- И, спохватившись, добавила чуть мягче: --Наверное, в этом отчасти виноваты и мы, женщины. Конечно, я не имею в виду себя -- с пьющим мужчиной я и разговаривать бы не стала, хватит, натерпелась...

Протрезвел ли от этих слов Акрам-абзы? Нет, не совсем, шатало его по-прежнему. Но и пьяный он чутко уловил: вот где она, спасительная соломинка! Забрезжил реальный шанс обрести независимость, освободить свою шею от еще не накинутого, но уже маячившего у лица ошейника.