Знакомство с родителями

Затем переводит взгляд на сотрудников, и те сразу же принимаются работать. Усиленно. Дисциплину соблюдают.

— Дядя Том, соглашайся, наш человек, нормальный! — продолжает весело орать Мартин.

— МакКорни, уймись, — командует шериф коротко, — а то опять на две недели исправительных работ попадешь.

Мартин затыкается сразу же.

Шон усмехается. Этот новый родственник ему уже начинает нравиться.

В кабинете шериф садится в кресло, кивает Деб на диванчик. Шону ничего не говорит, не приглашает присесть, и тогда Деб показательно встает рядом с ним и переплетает пальчики с его лапой.

Шериф МакКорни смотрит на этот протест и дергает уголком рта. Потом берет бумагу со стола и читает. Громко, явно не для себя.

Для них.

— Уокер Шоннан Джеймс. Двадцать пять лет. Белый, католик. Два тюремных срока за хранение и распространение наркотиков. Последний раз в тюрьме Сан Квентин. Многочисленные нарушения правопорядка, драки, вождение в нетрезвом виде… Штрафы за неправильную парковку и превышение скоростного режима в пяти штатах… Образование: неоконченная средняя школа. Работа: полгода в автосервисе, механиком.

Он поднимает глаза на стоящую перед ним парочку, откладывает бумагу:

— Ну что я могу сказать? Прекрасный выбор, Дебби.

— Папа! — начинает Деб, сжимая руку Шона до побелевших пальцев, — это все в прошлом! Шон уже давно…

— Полгода, я в курсе, да, это очень давно, — перебивает ее шериф.

— Папа, ты не понимаешь… Шон…

— Погоди, малыш, — Шон решает, что, пожалуй, он уже давно терпит. Как-то даже слишком давно. И как-то даже неправильно это, столько сдерживаться. Вредно. Для организма. Окружающих. — Шериф, я вашу дочь люблю. Мое прошлое — это мое прошлое. Я им не горжусь. Но и оправдываться не собираюсь. Сейчас я здесь только потому, что Деб захотела. И я хотел, чтоб ей было хорошо. Поэтому все, что надо сделать, я сделал. На этом закончили. Предъявите мне еще что-то? За драку?

Шериф какое-то время молчит. Потом встает.

— Папа… — предупреждающе говорит Деб, а Шон внимательно отслеживает руки ее отца. Ну, мало ли, кобура близко, достать — нехер делать. Петляй потом отсюда по-заячьи…

— Щенок наглый, — спокойно отвечает шериф, — выскочка деревенская. Не упроси меня дочь, запер бы тебя здесь на полные две недели.

— Папа, ты мне обещал!

— Деб, мы сами решим, — Шон смотрит на шерифа, не собираясь уступать. И прятаться за спиной невесты тоже не собираясь. — Хочешь запереть, шериф, валяй. Твое право.

— Да, мое право. И обязательно бы запер…

— Папа!

— Но, Мартин не собирается писать заявление. И семья МакКорни, в чьей пекарне вы порезвились, тоже. Это их подарок вам на помолвку. И мой.

— Ну спасибо, шериф…

— Рот закрой, щенок. Хрен бы я тебя до дочки допустил, если б не пробил информацию ПОЛНОСТЬЮ.

— Шериф…

— Я не буду ничего говорить. Но я надеюсь, что ты оправдаешь мое доверие. И доверие моей матери. Ты ей почему-то понравился, наглый выскочка.

Шериф протягивает руку.

Первым.

И Шон жмет. Без паузы. Выдыхая и незаметно морщась, потому что лапа у отца Дебби железная.

В принципе, хорошо все прошло.

Позитивно.

И родственники новые ничего так.

Душевные.

ЭПИЛОГ

— Шон! Ну хватит, Шон, ну хватит уже!!! Ну мы же опоздаем!!!

— Да похер! Подождут!

— Шон!!! Платье, платье… Ох! Шонннннн…

Шон Уокер, косясь на закрытые двери лимузина, закидывает ноги своей невесты на плечи, привычно врезаясь в податливое тело. Ох! Каааайф!!! И чего пищала? Сопротивлялась? Мокрая же совершенно!

— Вот ты коза, чего время тратила?

— Шоннн… Ой, Шоннн… Но платье, ах! Платье же… И фата… Ах!

Деб, уже не соображает ничего. Только стонет все громче и громче в такт грубым быстрым движениям будущего мужа. Ее трясет, тело напряжено. Между ног горячо и томительно. И невозможно правильно! Потому что она хотела этого с того самого момента, как увидела своего жениха в смокинге. И он настолько в нем хорош, настолько эти его рисунки на коже сочетаются с белизной сорочки и чернотой смокинга, что она готова была только от одного его вида кончить. А уж, когда он посмотрел на нее…

Черт! Они должны были в разных лимузинах ехать! Он вообще ее до свадьбы не должен был видеть! И скоро мама ее хватится!

И папа, боже мой! Если папа их застанет!

Но Уокеру, как всегда на все плевать!

Покорно ждать свою невесту у алтаря?

Нет, не слышали!

Надо прокрасться в ее дом, вытащить через заднюю дверь к лимузину, на котором он и приехал, выгнать из-за руля скалящегося Мартина (и какого черта он делает здесь?). Сидящий в салоне Рэй вылетел сам, с матом и хрипом:

— Да бл*, кролики чертовы, дайте хоть выйти!

И без разговоров задрать на невесте белое пышное платье.

Ну вот как его называть после этого?

Дебби цепляется за сиденье, понимая, что прическа испорчена, белье потеряно, подвязка слетела, а платье безнадежно помято, и чувствует себя невозможно хорошо! Потому что ее жених делает для этого самое главное, что может сделать мужчина для женщины — любит ее.