Знакомство с Тишковым

Он делал это, пожалуй, только затем, чтобы как-то скрыть свое, все еще продолжавшееся смущение. Неумная его затея - взять агронома вместо кучера - теперь и ему самому представлялась нелепой. Что это он, спьяна, что ли, придумал? И как он мог надеяться, что это не будет разоблачено? Перекресов, наверное, еще в дороге догадался. Конечно, Григорий Назарович мог всегда понадобиться для справок. Сергей Варфоломеевич не раз брал его с собой как живой справочник даже на областные конференции.

Всего ведь не удержишь в памяти, как ни старайся. Но Перекресов специально предупредил, что никого с собой брать не надо. А Сергей Варфоломеевич схитрил.

И теперь уже все покатится под гору. Перекресов теперь ничего ему не простит, ничего. И этот Тишков еще наболтает. Хоть вспомнить, что же Тишков просил у него зимой, из-за чего скандалил и еще на конференции из-за чего-то оскорбил его с трибуны!

Сергей Варфоломеевич напрягает память, но вспомнить ничего не может, ведь у всех председателей колхозов свои претензии.

Кажется, шел какой-то разговор о детских яслях. Нет, о яслях просил Жолобов из колхоза имени Ворошилова.

А этот Тишков ругался, если память не изменяет, из-за кирпичного завода. Ну да, кажется, из-за кирпичного завода.

Стоять вот так, на глазах у всех, возле пролетки и счищать присохшую грязь с сапог, пожалуй, не очень удобно. И главное - глупо. Все равно ведь не отвертишься от разговора. Надо что-то сказать. И Сергей Варфоломеевич говорит Тишкову:

- Вы ведь тут с осени?

- Нет, - улыбается Тишков. - Я тут не с осени. Я уже тут третий год живу. Мне, - смотрит он на Перекресова, - врачи на нашей шахте свежий воздух прописали. Я-то их так понял, что свежий воздух перед смертью. Болезнь у меня в самых легких. Называется "силикоз". Шахтерская болезнь от вдыхания угольной пыли. И, кроме того, я, можно понять, уже в хороших годах нахожусь. Ну, не в очень хороших, мне под шестьдесят, но по моим болезням оно, разумеется, надо собираться. После фронта, когда я приехал на шахту об одной ноге, мне уж обратно спускаться под землю не велели. Я на поверхности стал работать. Но, поскольку врачи говорят про свежий воздух, я смотрю - значит, и на поверхности мне не удержаться. Что-то, значит, надо соображать. Тут, откровенно скажу, я и вспомнил про брата. Написал ему, он ответил. Я и поехал сюда...

- И вот видишь, - вдруг вступила в разговор суховатая женщина с визгливым голосом и со скорбным лицом монашки, - вот видишь, брат-то тебя принял, как родного принял, единоутробного. А ты как, красиво поступил?..

- Ты, пожалуйста, не скули, - кротко попросил ее Тишков.

- Как же это я могу, то есть, не скулить? - взвизгнула женщина. - Ведь брата родного, все видели, не пожалел...

- Да погоди ты, пчела! - опять попросил Тишков и как бы заслонил ее своей спиной от Перекресова. - Вот такая у меня, выходит, биография жизни. Из шахтеров я обратно превращаюсь в колхозника. Хотя раньше я колхозником не был. Я тридцать шесть лет проработал на шахтах. А до шахтерства был просто крестьянином, жил в родительском дому. Ну и вот, я приехал сюда почти что три года назад. Жена моя сразу же ударилась в слезы. Воздух-то здесь имеется точно такой, какой нужен, - чистый, свежий. Речка красивая рядом. Гора. Лес. А вот с пищей, глядим, неважно.

"Это верно", - про себя согласился Сергей Варфоломеевич, вдруг почувствовав, что хочет есть. Ведь с утра, кроме стакана молока, он ничего не ел. А день уже клонился к вечеру. Однако надежды на обед не было. Едва ли тут, у этого Тишкова, пообедаешь.

9

Только что улыбавшийся Тишков опять посуровел, сделался даже страшным. Бурая кожа на его лице побагровела. Он стал рассказывать о Федоре Бескудникове, который председательствовал тут до него.

"Правильно, - про себя подтвердил Сергей Варфоломеевич. - Это брат Клавдии Бескудниковой. Я его знаю - алкоголик. А где теперь, хорошо бы узнать, сама Клавдия?"

- И ведь что обиднее всего? - говорил Тишков. - Обиднее всего, что все в колхозе видели, что этот Федор Иванович никуда не годится. А вот они, он кивнул на председателя райисполкома, - его все-таки поддерживали. Бескудников прямо откровенно заявлял, что у него своя рука в райисполкоме. Вот эта рука. - Тишков уже с ненавистью смотрел на Сергея Варфоломеевича.

Сергей Варфоломеевич хотел возразить: Бескудникова он и не собирался поддерживать. Но вдруг подумал с почти болезненным безразличием. "А, все равно, валите все на меня!" И ему даже есть больше не хотелось.

В толпе, окружившей приезжих, Тишков отыскал какую-то старуху и сказал ей:

- Иди, Варвара Саввишна, к себе. Мы сейчас к тебе придем твоих чушек смотреть. - Потом увидел молоденького паренька и ему приказал: - Ты тоже жди нас, Семен. Будь у себя, на месте.