Знакомство (СИ)

Фыркнул мотор, в воздухе повисло густое облако белого пара, и через десять секунд переулок вновь опустел. Сзади раздавался топот сапог милиционера. Почти одновременно с ним подбежала Наташа и накинула мне на плечи шубу. Сообразила, значит. Молодец, быстро пришла в себя! Она нахлобучила мне на голову шапку и вновь умчалась, наверное, за моими валенками. Когда шапка оказалась у меня на голове, раздался отчётливый хруст. Это хрустели на морозе мои замёрзшие волосы. Я опустил голову и посмотрел на свои шерстяные носки. Они были жёсткими от замёрзшего пота и растаявшего и вновь замёрзшего снега и покрылись снежной корочкой. Чёрт, как же холодно-то!

Милиционер стоял на одном колене, склонившись над лежащим бандитом, и пытался сообразить, что здесь произошло, и что ему, милиционеру, со всем этим делать. Вокруг нас начали собираться прохожие…

***

Потом мы с Наташей долго сидели на заднем сиденье милицейского ГАЗика, и она не переставая тёрла своей рукавичкой мой нос, лоб и щеки. Было больно так, что аж слезы текли! Я отталкивал её руку, но Наташа была неумолима. В машине было жарко, и у меня всё болело. Болели отмороженные щеки, нос и губы. Болели мышцы ног и сухожилия в промежности. Это, наверно, от того, что прыжок был очень высоким, а удар резким. Отмороженные пальцы ног я не чувствовал.

Затем скорая забрала, наконец-то, валяющегося бандита и уехала. Вскоре вслед за этим в милицейский газик тяжело забрался пожилой капитан, и мы тоже поехали.

***

В милиции нас с Наташей отвели в детскую комнату. Тётка в синем кителе с лейтенантскими погонами позвонила нашими мамам, и мы долго сидели на стульях и ждали, когда за нами приедут. Я дрожал крупной дрожью и никак не мог согреться. Тётка вышла куда-то и вернулась с тёмно-синим шерстяным одеялом сомнительной чистоты, которым она меня и укрыла. Наташа стояла передо мной на коленках и тёрла своей рукавичкой пальцы на моих ногах. Снова было настолько больно, что я плакал.

Наташа и обнаружила, что мои брюки лопнули в промежности по всем швам. Она сказала об этом тётке, и та достала откуда-то из тумбочки катушку чёрных ниток и иголку. Меня заставили снять штаны, причём Наташа помогала мне, и тётка эта сама взялась их зашивать. Наверно она очень добрый человек…

Первой примчалась тётя Марина. Ей не сказали, что я тоже здесь, поэтому она сильно удивилась, увидев меня. Наташа вкратце рассказала ей о том, что произошло, и я увидел, как Марина прямо на глазах смертельно побледнела и даже покачнулась. Ей пришлось сесть, чтобы не упасть. Наташа не видела, как я ударил того мужика, и поэтому сказала просто:

— … Сашка что-то сделал, и один упал, а потом ему удалось отбить меня и у второго!

У меня до сих пор стучали зубы, поэтому я не стал ничего добавлять к её рассказу. Марина пересела на стул рядом со мной и обняла меня, но тут в комнату заглянул какой-то высокий, плечистый мужик одетый в гражданское. Он представился дежурным следователем и сказал, что сегодня уже поздно, но завтра в одиннадцать он ожидает Наташу с мамой у себя.

Марина с Наташей остались ждать мою маму, которая появилась только минут двадцать спустя. Когда тот же следователь отпустил и нас, получив от мамы обещание быть завтра в то же время, что и Наташа с Мариной, мы все засобирались домой. Брюки мои были уже зашиты, за что я, лязгая зубами поблагодарил тётку лейтенанта.

Заминка вышла, когда я попытался забрать у Наташи свои носки. Она давно уже положила их на батарею сохнуть, а сейчас стояла передо мной и с сомнением мяла их в руках. Наконец, она уселась на стул, решительно сняла свои торбаса, сняла свои пушистые шерстяные носки и, игнорируя мои попытки оттолкнуть её руки, натянула их на мои ноги. Свои торбаса она натянула на босые ноги.

Тут всполошились обе наших мамы и тётка лейтенант. Она позвонила куда-то, недолго ругалась с кем-то и, положив трубку, с довольным видом объявила, что нас всех сейчас отвезут домой на милицейской машине.

Первый день в больнице

16 декабря 1967 года

Попасть к следователю на следующий день нам с мамой не довелось. Я, видимо, очень сильно простыл. Не помогла и горячая ванна с горчичным порошком, которую приготовила мама, как только мы вернулись домой. Ночью у меня подскочила температура, мама пыталась сбить её, обтирая меня водочным раствором и пичкая аспирином. Она всю ночь просидела рядом со мной и, отчаявшись сбить температуру, под утро вызвала скорую.

К тому моменту, когда скорая приехала, я уже был в бреду. Ну или без сознания… Точно не знаю… Знаю только, что очнулся я уже на больничной койке. В палате на четверых искрясь и переливаясь на иголочках морозного узора на оконном стекле сияло солнце, а в моей левой ягодице торчала игла шприца. Я дёрнулся от боли, которая, наверно, и привела меня в чувство, и услышал строгий окрик:

— Ну-ка не дёргайся! Лежи спокойно!

Вытащив иглу и натянув штаны на мою задницу, медсестра выпрямилась, положила шприц в эмалированную ванночку и улыбнулась.

— Очухался? Вот и слава богу! Сейчас позову врача…