Марина всмотрелась в тёмный коридор, едва подсвечиваемый светом уличных фонарей из единственного окна, и уверенно сказала:
— Прямо по коридору, третья дверь налево.
Третья дверь, в отличии от всех остальных, была оббита дермантином и на ней красовалась табличка, говорящая всем о том, что главного врача следует искать именно за этой дверью.
Дальнейшее было просто и буднично. Марина уверенно зажгла в маленькой приёмной свет, прошла к столу со стоящей на нём пишущей машинкой и уселась на стул перед нею. На мой вопрос, не стоит ли задёрнуть шторы, чтобы с улицы не так заметно было, она отмахнулась:
— Чепуха! Никто из персонала сюда не сунется! Дурных нема!
Чувствовалось, что она всё здесь знает до мелочей. Не теряя на поиски ни секунды, Марина открыла нижний правый ящик стола, выудила оттуда два листа чистой бумаги, из другого ящика достала лист синей копирки, стопочкой сложила все три листа и, не задумываясь, уверенно заправила всю эту стопочку в каретку машины.
Она ненадолго подумала, подняв голову и глядя в потолок, и я отошёл к окну, чтобы не мешать ей. Машинка за моей спиной застрочила, а я задумался, глядя в пустой, плохо освещённый больничный двор. Задумался — неправильное слово. Я устал и мыслей в моей голове было маловато. Можно сказать, что и вовсе их там не было. Так…. какие-то назойливые, как осенние мухи, обрывки.
Вжикнула каретка, и Марина достала все три листа из машинки. Один из них она тут же на столе аккуратно сложила, засунула в подготовленный конверт с фотографиям. Потом она, очевидно, передумала.
Достав из конверта всё его содержимое, и разместив тощую пачечку фотографий вместе с сопроводительным листком на столе, она коротко оглянулась в мою сторону и ловко заправила сам конверт в каретку машинки. Ага, — понял я, — она не хочет подписывать конверт своей рукой. Разумно! Говорят, по почерку довольно легко найти его владельца. Я в фильмах такое видел. Там это вообще на раз делалось!
Снова коротко простучала машинка, и снова вжикнула каретка, когда Марина вытаскивала уже подписанный конверт. Затолкав всё содержимое в конверт, Марина поднялась со стула и на ходу облизывая краешек конверта, распорядилась,
— Сейчас домой!
Второй экземпляр она тоже сложила и скомкав почти новый лист копирки тоже забрала его с собой. Коротко оглядевшись в приёмной, она решительно выключила свет и шагнула в квартиру. Я прошёл следом и закрыл проход…
Городская прокуратура
— Ещё не всё, Малыш! — негромко сказала Марина, — Потерпи немного. Нам осталось сделать последний шаг. Я вижу, что ты уже устал… Нам нужно попасть в приёмную городского прокурора. Сейчас я скажу тебе их адрес.
Марина тяжело опустилась на кушетку, полистала телефонный справочник, который так и остался валяться на кушетке и назвала мне адрес. Мы вместе нашли здание прокуратуры, не обращая внимания на листающего старый «Крокодил» дежурного, сидящего в вестибюле за стеклянной перегородкой с окошечком, быстро нашли номер кабинета прокурора.
Удобно! На колонне, поддерживающей потолок вестибюля, были развешаны красивые таблички с указанием номеров телефонов и кабинетов всех служб прокуратуры.
В приёмной горел свет и стрекотала пишущая машинка за приставным столом секретарши. Сама она сидела к нам боком и быстро печатала. Она делала это наверно раза в два быстрее, чем давеча Марина. Чувствуется профессионал высокого класса! Марина быстро осмотрела стол и тыкнула пальцем в большую кожаную папку красного цвета, на которой золотом были вытеснены слова «На подпись».
— Будем ждать, когда она закончит и выйдет из приёмной. Нужно подложить письмо в эту папку.
Марина устало откинулась на спину. Я упал с нею рядом и рукой нашёл её руку.
— Давай ты поспишь, а я покараулю? Говорят, даже десять минут глубокого сна приносят хороший отдых.
Марина легонько кивнула, и я произнёс ту фразу, которая так хорошо действовала на неё и девочек:
— Усни крепко и спи без сновидений! Я тебя разбужу.
Марина сильно вздрогнула всем телом и снова расслабилась. Она спала. Я подошёл к выключателю и погасил свет в спальне. Достаточно было того света, который проникал вместе с треском пишущей машинки из приёмной прокурора.
Я лёг рядом с Мариной и снова взял её за руку. Лежал, пялился в потолок, постоянно напоминая себе, что уснуть ни в коем случае нельзя, но треск машинки был настолько монотонным, что я всё-таки задремал!
Разбудила меня тишина! Машинка молчала! Я рывком сел на тахте и успел услышать удаляющийся стук женских каблуков. Стул секретарши был пуст! Я потряс Марину и она, так же, как только что я, рывком уселась.
— Она ушла! Быстрее!
Пустив окошко вокруг, мы быстро убедились, что приёмная опустела. Марина приказала:
— Стол! Папка! Открывай! Быстро!
Окно я сделал пошире, чтобы Марине было удобно действовать обеими руками. Она откинула верхнюю крышку папки, в которой уже лежала стопочка машинописных листов разного качества, украшенных фиолетовыми и синими печатями и штампами, и быстро подсунула конверт под самый нижний документ.