Знакомство со всеми неизвестными

Петрович старался, как мог. Память не относилась к его сильным чертам, таковых вообще было немного. Да и не рассматривал он девиц, его больше деньги интересовали! Но жить захочешь – напряжешься. Ему удалось вспомнить, что одна, платившая, была такая темненькая, а вторая… тоже темненькая, но с кудряшками.

Подобное объяснение верзилу не устроило. Стул со связанным мужчиной оказался на полу, а сам Петрович уткнулся лицом в то, что совсем недавно выплеснулось из его желудка.

Плевать. Не привыкать, и не такое бывало. Лишь бы не убили!

– Точнее, уе…ш, – прорычал высокий.

Легко сказать! Ну, тощие девки обе, но такие, нормальные…. Удар ногой в живот оборвал и это объяснение. Похоже, от него хотели чего-то высокохудожественного. Чуть ли не портрет маслом!

Для точного описания Петровичу не хватало не только объема памяти, но и словарного запаса. Его похитителей это не устраивало. Точнее, одного похитителя – высокого. Второй сидел у окна и философствовал:

– Ты видишь, до чего мы докатились? Такое ощущение, что я снова попал в девяностые! Мало того, что облажавшегося Тимофеева убирать пришлось, так теперь до регулярных пыток дошли! Нет, это даже не девяностые, это средневековье!

– Ты можешь рот закрыть? Мне другой рот сейчас открывать придется!

Обладатель другого рта, Петрович, отчаянно сопротивлялся, сжимая челюсти, однако это ему мало помогло. Верзила раскрыл ему рот, как ветеринар упрямой собаке: сильно надавив с боков. Ловкое движенье, тошнотворный хруст, поток крови во рту – и зуба нет. Точнее, есть осколок, а это еще хуже.

– Не думаю, что их у тебя тридцать два, – мужчина презрительно вытер плоскогубцы тряпкой, наблюдая за подвывающим и отплевывающимся Петровичем. – Штук двадцать, не больше. Следовательно, каждый на вес золота. Вспоминай быстрее!

– Я об этом и говорю, – продолжал вещать второй. – Блин, мне уже самому тошно!

– Тошно – выйди, чистоплюй.

– Не могу, – тяжело вздохнул мужчина. – Каюсь, корыстен. Я понимаю слишком хорошо, что мы поимеем в конечном счете.

– Пока поиметь ты можешь только этого урода, который говорить отказывается!

– Не думаю, что он отказывается. Он просто убогий.

Называйте как хотите, только отпустите! Так нет же, мучают… издеваются…

Очень скоро – слишком скоро! – Петрович распрощался еще с одним зубом. «Философ» поцокал языком, наблюдая за связанным, достал из кармана куртки смятую газету и укрылся за ней. Жалостливый какой, чужие страдания его смущают! Или он так отвращение подавляет?

Петровичу было все равно, он почти не соображал, что происходит. Перед глазами плавал туман, и время растянулось, потому что движения – и его собственные, и гориллы с плоскогубцами – стали заторможенными.

И вдруг – вспышка! Она, девка! Вот она!

Девка с кудряшками смотрела на него прямо со смятой страницы газеты.

– Вот! – с трудом произнес Петрович, стараясь избавиться от заливающей рот крови. – Вот, смотрите!

– Где? – удивился верзила, оборачиваясь по сторонам.

– Вот! Газета! В газете она! Одна из двух!

Высокий бесцеремонно забрал у напарника газету и ткнул Петровичу в нос нужной фотографией:

– Эта?

– Да! Да, она! Точно она, такую не спутаешь!

Мужчины отошли в угол и долго о чем-то разговаривали. До затуманенного сознания Петровича долетали лишь отрывки фраз:

– Ситуация слишком обострилась…

– И так проблемы…

– Стоило ожидать!

– Проще отработать версию с матерью!

Петрович ждал. Рано или поздно что-то случится, не могут же его оставить здесь! А хоть бы и бросили, так даже лучше… Когда-нибудь соседи снизу вернутся и услышат его.

Но нет, просто так оставлять его никто не собирался. День мучений закончился для мужчины ударом ботинка в лицо.

Когда Петрович снова пришел в себя, то обнаружил, что лежит во дворе, развязанный, а вокруг уже глубокая ночь. Все тело болело после избиения, ныл рассеченный затылок, а во рту скопились сгустки крови.

Куда идти – непонятно. В полиции его не ждут и не примут, в больницу, скорее всего, не пустят, а в подъезд… Да ни за что! Разумнее будет поискать кого-то из знакомых да у них отлежаться. И, конечно, «беленького лекарства» принять, оно от всего помогает!

Только бы кровь из частично вырванного зуба перестала идти! А то льется, зараза, струйкой! Его и так уже шатает, не хватало еще больше ослабеть!

Петрович понимал, что потеря крови – штука плохая. Но умирают от большой потери крови, когда ногу там оторвет или руку… Из-за тоненького ручейка ничего с ним не случится!

Глава 13

Жин-Жин была бы против… И не просто «против», а «ПРОТИВ». Она предлагала Агнии дождаться окончания съемок и снова ехать вместе. Ситуация становится опасной, и раз уж они не обращаются ни к кому за помощью, разумнее будет хотя бы не разделяться.

Поэтому Агния ничего и не сказала подруге. Из вежливости она покивала, со всем согласилась, а когда Жин-Жин уехала, отправилась по данному соседкой адресу.

Она не игнорировала риск, просто чувствовала, что времени мало. Вчера Жин-Жин отзвонился Андрей и сказал, что дома Зоя не появлялась, ее родные абсолютно уверены, что она в Минске. Кроме них двоих, никто вообще не подозревает, что она пропала.