Знакомьтесь, Гюро!

Она сидела рядом и смотрела на ванну, ей очень понравилось, что она такая большая, даже жалко было с ней расставаться. Мама кончила мыться, оделась и помыла за собой ванну. А Гюро как была, так и прошла из ванной через весь длинный пансионатский коридор, закутанная в полотенце. На ногах у неё были тапочки, поэтому она шла не шагом, а пробежала весь путь бегом, потому что не поднимала топота, а полотенце развевалось у неё за спиной, словно парус. Гюро неслась как корабль в бурю под большим парусом и не перевернулась.

Потом она сидела на маленьком диванчике, который ночью играл, как будто он не диван, а кровать. Если б было можно, Гюро забрала его с собой, потому что они с диванчиком очень подружились. Её куколки, Вальдемар и Кристина, наверно, тоже будут сильно скучать по диванчику.

Наступило утро, и до переезда оставался всего один денёк, мама принялась укладывать вещи в чемоданы, а Гюро несколько раз перебрала свой рюкзачок, чтобы уж наверняка ничего не забыть. Вальдемар и Кристина были уложены вместе с фонариком, трактором и лошадкой, а кораблик Гюро решила нести в руке, потому что боялась, как бы в мешке нечаянно не поломалась мачта.

В комнату зашла хозяйка пансионата, но не для того, чтобы о чём-то предупредить, и вообще ни по какому делу. Она вошла и завела разговор о том о сём, а потом вдруг сказала:

— Знаете, мне и самой жаль, что вы от нас уезжаете. Но вы же понимаете, какое нелёгкое у меня положение, когда приходится говорить другим постояльцам, что у нас не разрешается жить с детьми.

Потом она стала говорить что-то там про ненастную погоду, а затем ушла.

— Можно подумать, что она полюбила нас только за то, что теперь мы уезжаем, — сказала Гюро.

— Не знаю, — сказала мама. — Мне кажется, так часто бывает с людьми. Иногда встречаешься с кем-то изо дня в день и, только когда узнаешь, что больше вы не увидитесь, вдруг понимаешь, что вы могли бы стать очень хорошими знакомыми и полюбить друг друга, и тогда тебе становится немножко грустно.

— Я люблю стенку там, в коридоре, и диван-кровать, и окошко, потому что из него так хорошо смотреть на улицу, и ванну люблю, и немножечко люблю твою большую кровать.

— Знаешь что? — спросила мама. — Давай-ка мы с тобой попробуем нарисовать эту комнату или ещё что-нибудь на память о пансионате, чтобы потом вспоминать, как мы жили в первые месяцы после того, как переехали в город.

— И ты тоже нарисуешь? — спросила Гюро.

— А как же! Хотя я и не больно мастерица рисовать. Только давай не будем говорить друг другу, кто что рисует, а потом посмотрим, у кого какая получилась картинка.

Гюро уже точно знала, что она нарисует на своей картинке. Она нарисует диван-кровать, а на нём Кристину и Вальдемара, и окно на улицу с людьми на тротуаре и машинами на мостовой, и старика Андерсена, как он сидит с длинной трубкой во рту, и маму на стремянке, когда она исправляет лампочку, чтобы та засветилась, и большую мамину кровать, когда они втроём, Гюро, Тюлинька и мама, играют в «Чёрного Петера», и стол, потому что на столе стоит папина фотография.

Мама нарисовала дверь. Рифленую такую дверь, а перед дверью стоят как будто Гюро и мама. За спиной у них рюкзаки, а у мамы в обеих руках по чемодану.

— Это — как мы будем выглядеть завтра, — сказала мама.

Рисунок у мамы не очень хорошо получился, и она была не особенно довольна.

Она только вздохнула:

— Хотела бы я рисовать как папа. Только куда уж мне до него! Помнишь, Гюро, его картины? Вот к какому делу у него лежала душа. Ему бы быть художником или играть на скрипке. Но он боялся, что на это не проживёшь. Он думал о нас с тобой, Гюро, и поэтому занялся торговлей вразъезд. Помнишь, он ездил с автолавкой, набитой всякой одеждой. Вот так мы и купили дом в Гампетрефе. Потому что прежний жилец тоже разъезжал с автолавкой, как папа, пока не переехал в Бесбю. Но папа был не тот человек, чтобы разъезжать на машине и вести торговлю, потому что с чужими людьми он всё больше отмалчивался.

— А вот дома — нет, — сказала Гюро. — Дома он не отмалчивался, а по субботам он часто приезжал и оставался с нами.

— Угу, — согласилась мама. — Все его картины хранятся у нас на складе. Их мы развесим по стенам в нашей квартире.

— Ну, посмотри же на мою картинку, — напомнила Гюро.

— По-моему, ты пошла в папу, — сказала мама. — Как же у тебя хорошо получается!

— А скрипку мы тоже повесим на стенке? — спросила Гюро. — Папа так хорошо играл! Когда я вырасту, я тоже так буду.

— Да, — кивнула мама. — Интересно будет, чем тебе захочется заниматься больше всего, когда ты вырастешь.

Тут в дверь постучали. Это снова пришла хозяйка. На этот раз было видно, что она заглянула не просто так.

— Я подумала, может быть, вы зашли бы ко мне сегодня в гости на чашечку кофе в моё частное помещение? — предложила она. — Лучше всего часов в пять. Я знаю, что вам завтра рано вставать, так что лучше, наверное, пораньше, чтобы не засиживаться допоздна.

— Большое спасибо! Мы с удовольствием, — сказала мама.