Знакомые страсти

Деваться некуда! Малышка сделала изрядный глоток виски и рассказала, что замужем, но в процессе развода. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали легко и естественно и чтобы за ними не последовало никакого натужного замечания. Закрыв глаза, она представила, как он говорит: «Ага! Я не ошибся! Очаровательная женщина разъезжает в одиночестве и завлекает мужчин!» Не дай Бог он еще погрозит ей пальцем. «Пожалуйста, Господи, — молча молила она Всевышнего, — пожалуйста, Господи, останови его!»

Когда Малышка открыла глаза, то увидела, что он смотрит на газовый огонь в камине. Немного погодя он серьезно и сдержанно выразил ей свое сочувствие.

Малышка была так тронута, что ей захотелось заплакать.

— Не стоит. Я даже рада.

Филип посмотрел ей в глаза и кивнул, потом обратил внимание на книгу. Спросил, нравится ли ей Хаусмен. Малышка ответила, что в юности обожала красивую печаль и смерть в его стихах, но она была тогда совсем необразованной, а Филип сказал на это, что дело не в образовании, вот ему, например, Хаусмен нравится до сих пор. Мол, второстепенные поэты воздействуют на слезные железы так же, как популярные мелодии.

— Ах, это правда, — подтвердила Малышка.

Проезжая по Шропширу, она вслух повторяла некоторые стихи, и слезы текли у нее по щекам. «Коричневым стал Венлок-Эдж и светлым Абдон-Берф!» Филип сказал, что почему-то эти названия хватают за сердце. Названия городов, рек и гор.

— Ладлоу, — сказал он, — Онни, Тим и Клан.

Они наперебой вспоминали поэтические строчки и обменивались радостными улыбками. Когда же иссяк запас цитат, Малышка проговорила:

— Но я в самом деле необразованная, правда. Знаете, я ведь не читала «Войну и мир».

— Не читали?

— Нет.

Малышка подумала, что позднее она, скорее всего, вновь проиграет в памяти их разговор и из-за чего-нибудь обязательно поморщится, но теперь ее это не волнует. Какая разница? Какая разница, что они говорят? Главное, они как будто земляки, но встретились за границей и счастливы, что могут обменяться впечатлениями на родном языке.

— Конечно же, я читала «Анну Каренину».

— Конечно, — повторил Филип и взял у нее пустой стакан.

Бар закрылся в половине одиннадцатого. Когда Малышка поднялась со своего места, у нее закружилась голова.

— Господи!

Филип подхватил ее под руку.

— Пять порций виски.

— Правда? — хихикнула Малышка. — Ужасно.

— Ничего, вы крупная девочка.

— То есть?

— Количество потребляемого алкоголя должно соотноситься с весом человека. Может быть, вам стоит прогуляться?

— Я провожу вас до машины.

На улице было ясно и холодно, и яркая луна плыла по темному небу.

— Прохладно, — сказала Малышка и, обхватив себя руками, спрятала пальцы под мышками. — Хотя мне нравится. Я люблю осень. Все лето стояла жуткая жара.

— Замерзли?

— Нет.

Стоянка находилась рядом с пабом, возле кладбища. Открыв деревянную калитку, Филип ступил на мягкую землю между двумя рядами старых памятников.

— Абигайл Дэвис, — прочитала Малышка. — Интересно, какой она была.

И Малышка с удовольствием зевнула.

— Вам лучше?

— М-м-м. А мне и раньше было неплохо.

— Отлично. — Филип замялся. — Послушайте, они сейчас запрут паб, а мне завтра надо очень рано уехать. Мы не могли бы повидаться в Лондоне?

— Да. — Малышка рассмеялась. — Ну конечно.

— Как вас найти?

— У меня есть телефон. Правда, не в квартире, а на лестнице, но в том же доме, где я живу. Если позвоните утром, я буду дома.

Филип достал из кармана ручку и что-то вроде старого конверта, после чего Малышка продиктовала ему номер и сказала:

— Не потеряйте.

Улыбаясь, он покачал головой.

— Пожалуй, мне лучше вернуться, — проговорила Малышка. — А то вдруг они в самом деле запрут дверь.

— Вы правы.

Филип вновь взял Малышку под руку и повел ее к калитке, потом они пересекли стоянку и подошли к двери паба.

— Я позвоню, как только смогу, — сказал Филип. — Но не сразу. Следующая неделя у меня немного напряженная. Все равно это будет скоро.

— Ну и прекрасно. Не спешите. Меня не будет дома еще несколько дней.

Они внимательно посмотрели друг на друга.

— У меня немного странное ощущение. Я не знаю…

Филип прошептал что-то, но Малышка не услышала, а потом он наклонился и поцеловал ее. У него были мягкие, гладкие, нежные губы.

— Вот! — громко сказал он и рассмеялся.

Тут Малышка поняла, что он нервничал не меньше ее, и совсем размякла. Задрожала всем телом.

— Ты замерзла, — сказал Филип. — Иди к себе и выспись хорошенько.

На прощание он коснулся пальцем ее щеки.

Всю дорогу до Южного Уэльса Малышка громко распевала псалмы и чувствительные старые баллады и никак не могла вспомнить, когда еще чувствовала себя такой счастливой, такой спокойной и веселой. Казалось, теперь ничто не могло испортить ей настроение: ни долгая дорога, ни противный серый дождик, ни привычный холод в доме тети Флоренс, которая в честь приезда племянницы зажгла в камине мокрое, злобно шипевшее полено.