Знакомый незнакомец

Со временем он перестал думать о ней каждый день и даже каждую неделю. Она стала далеким приятным воспоминанием, приходившим к нему только в редких, особых случаях. И вот теперь он оказался в самой невероятной ситуации, требующей сосредоточиться и понять, что делать, особенно теперь, когда снова покорен этой необыкновенной девушкой. Интересно, почему она обладает удивительной способностью так легко подавлять его волю? Она так невероятно привлекательна… Он был уверен, что впервые в жизни услышал от молодой леди слово «олух».

Он слегка улыбнулся. Да, именно нечто подобное она могла написать в одном из своих писем. Тогда она не упускала случая поставить его на место.

Сердце привычно сжалось, и Бенедикт медленно вдохнул горячий пар, поднимавшийся от воды. Он сделал свой выбор семь лет назад и теперь должен с этим жить.

Если он сможет уйти с ее дороги… а еще лучше — если она станет держаться подальше от него, тогда появится возможность решить, что делать дальше, и уехать, не причинив ей боли.

Он скользнул ниже в горячую воду, почти кипяток, пока она не дошла до подбородка. Больше он не может откладывать. Раньше он старался выбросить из головы эти мысли, но теперь настало время встать лицом к лицу со своими демонами. Пора решать, что важнее: его преданность стране или своей крови.

Будь проклят Рено. Будь проклят за то, что обнаружил единственную слабость Бенедикта с точностью фехтовальщика, вонзающего кончик шпаги в сердце врага. Бенедикт считал себя умнее всех, когда после трех лет работы сумел внедриться в шайку контрабандистов под предводительством братьев Рено и тщательно готовил их падение.

Воспоминания о той ночи, год назад, окутали его ледяным одеялом, через которое не проникало даже тепло воды: самодовольство, которое он ощущал, перехитрив французских ублюдков, запах соленого морского воздуха, бившего в лицо, треск выстрелов и крики контрабандистов, пытавшихся укрыться от лучших агентов короны. К концу ночи было поймано двенадцать человек, двоим удалось сбежать, один был убит.

Это должно было стать часом его триумфа. Ему следовало уйти героем. Но вместо этого он был вынужден защищаться, когда Жан-Люк Рено направил пистолет в его голову. В тот момент Жан-Люк заплатил вые: цену, Пьер Рено сбежал в ночь, а Бенедикт потерял безупречную репутацию за то, что проворонил вожаков. Он всегда знал, что Пьер придет за ним. Но никогда не представлял, насколько тот хитер.

Бенедикт зажмурился, жалея, что не может вернуться назад и изменить случившееся. Вопрос в том, насколько далеко ему придется вернуться. На неделю? На месяц? К том; дню, когда он с энтузиазмом принял свое первое задание?

Бенедикт со стоном сжал губы и нырнул под воду, почти приветствуя обжигающий жар, горящую кожу и неприятное покалывание в веках. Это всего лишь эхо предательства, которое опалило его душу всего четыре дня назад, когда он пришел в окутанный туманом особняк в дюнах Фолкстона.

Когда его легкие стали гореть так же нестерпимо, как кожа, Бенедикт, задыхаясь, вынырнул из воды. Он примет решение, но не сегодня вечером. Просто он не был уверен, что сможет объективно взвесить все последствия. А поскольку с этими последствиями ему жить до могилы, не важно, решит ли он все сейчас или через несколько дней. Ну а пока у него есть эти бесценные несколько дней, чтобы насладиться всеми вещами, которых он никогда в жизни не имел: любящей семьей и мирным деревенским существованием.

И без помех любоваться прекрасной леди, укравшей у него сердце.

— Ты не все мне сказал.

Ричард поднял голову от колоды карт и ухмыльнулся:

— Малышка, я тебе много чего не говорю. Мой долг — защищать тебя, по крайней мере от тех дурных поступков, которые я совершаю.

Эви подняла глаза к небу и оттолкнулась от двери бильярдной комнаты. Иногда Ричард так хорошо умеет притворяться непонимающим!

В воздухе висел слабый запах сигар, хотя прошло несколько часов с тех пор, как мужчины сыграли пару партий после ужина. Горело лишь несколько свечей. Большинство стояло вокруг Ричарда, занятого игрой в солитер.

Его фрака и галстука нигде не было видно. Рукава закатаны до локтей. Хорошо, что его камердинер Брэдфорд остался в Лондоне. Тот всегда чрезмерно беспокоился о состоянии одежды Ричарда.

Она села рядом с братом на диван, подобрала босые ноги под подол ночной сорочки и положила на колени подушку.

— Меня не слишком интересуют твои ночные свидания. В мистере Бенедикте есть нечто странное, и я хочу знать, что именно.

За ужином гость был к ней более внимателен, но все же она чувствовала в нем какую-то нерешительность. И, что всего важнее, не помнила, чтобы имя этого человека упоминалась в письмах и беседах с братом. Если она знала клички лошадей всех друзей Ричарда, неужели не запомнила бы мистера Бенедикта?