Знамена Князя

Покончив с этим мелким вражеским разъездом, они, не теряя времени, пустили коней вскачь. Очень скоро они достигли подножия какого-то пологого холма, очертания которого терялись во мгле. Гнедой, казалось бы, без особых усилий вынес своего седока на самую вершину этой господствующей над всей местностью возвышенности. Романцев попросил своих спутников на время оставить его здесь одного. Сняв свой почти невесомый, но в то же время надежнейший, сработанный большими мастерами шлем, он вначале вытер ладонью потный лоб, а затем подставил разгоряченное лихой скачкой лицо под струи прохладного бодрящего ветерка…

Весь окрестный мир вокруг него был погружен в зыбкую темноту, среди которой, как ему казалось, угадывалось присутствие других людей. Нет, не его спутников, не тех четверых, кто помог ему сюда благополучно – и безопасно – добраться. Но больших, очень и очень больших человеческих масс.

Широко раздувая ноздри, он вдыхал странный горьковато-сладкий аромат здешней земли. Его обострившийся многократно слух улавливал в ночи какое-то бряцканье… чьи-то тяжелые шаги… металлический скрежет… Порой ветер доносил до него обрывки чьих-то команд. Иногда был слышен топот копыт проносящихся мимо холма кавалерийских разъездов, о численности которых он мог лишь гадать. Как и прежде, когда он пытался использовать этот холм в качестве наблюдательного пункта, кромешная тьма не позволяла ему что-либо уверенно разглядеть. Но интуиция подсказывала, что час, ради которого он регулярно появляется здесь, приближается. Что уже вскоре – хотя, конечно, до наступления «времени „Ч“ могут пройти недели и даже месяцы – тьма над этим полем рассеется. И тогда его глазам предстанет картина, которую можно лишь себе представить, но которая непременно окажется масштабней, удивительней и – вероятнее всего – чудовищней всего того, что кто-либо из простых смертных, включая его самого, только способен себе вообразить.

Ему вдруг стало как-то не по себе. Доспехи, до этого казавшиеся невесомыми, теперь давили на плечи неподъемным грузом, пригибая его к земле. Конь под ним вдруг вздыбился; Алексей вытащил ногу из стремени, намереваясь спрыгнуть с обезумевшеего – да что ж это с ним такое?! – гнедого… И еще прежде чем какая-то сила вышибла его из седла, он успел увидеть одного из своей свиты, рыцаря в камуфлированных доспехах – тот смотрел на Романцева с легкой усмешкой, прищурив правый глаз – так смотрит на свою жертву охотник, понимающий, что ей теперь никуда не деться из этой западни…

…«УАЗ» как-то странно дернулся, раз и другой, как будто водила вдруг запамятовал, как переключать передачу. Затем, прокатившись еще несколько метров по инерции, остановился.

– Блин горелый! – выругался в сердцах сержант-контрактник. – Что-то с движком неладное! Одну минуту, товарищ полковник, счас я взгляну, что там такое…

Он выбрался из кабины, не забыв прихватить с собой «калаш». Забросив автомат за спину, открыл капот и, склонившись над двигателем, стал судорожно рыться в его внутренностях.

Романцев широко зевнул, тяжело повел головой из стороны в сторону, чтобы хоть немного размять затекшую шею; затем тоже выбрался наружу через правую переднюю дверь, занавешенную «бронником». Он посмотрел на часы: они провели в дороге немногим более двух часов. В машине он угрелся и даже – что с ним очень редко случается – успел немного вздремнуть. Опять, в пятый или в шестой раз за последний месяц, ему приснился довольно необычный, похожий на видение или на постнаркотический глюк «ерушалаимский» сон… Кстати, как и прежде, он так и не разглядел, что ж за панорама разворачивается с того холма, куда постоянно его «заносит»… М-да… Хорошо, что командировка подходит к концу: через пару-тройку дней, когда вернется в Москву и отчитается перед руководством, можно будет взять отпуск и устроить себе полноценный отдых, потому что нервы, определенно, уже на пределе.

Шедшая впереди небольшая колонна федералов, следующая в райцентр Шали, успела уйти вперед уже на добрых полкилометра. Позади транспорта, единственными пассажирами которого были Алексей Романцев и временно прикомандированный водитель-контрактник, шел еще один «уазик», замыкающий, в котором – как вскоре выяснилось – сидели трое. Эта машина также остановилась. Поначалу казалось, что ее водитель и пассажиры не хотели выходить наружу, под проливной дождь, а попросту дожидались, чтобы один из двух выбравшихся из остановившейся на дороге машины людей подошли к ним и объяснили, в чем причина задержки.

– Вот что, сержант… Вы со своим «горелым блином» разбирайтесь в Шалях! А сейчас вызовите по рации старшего колонны и сообщите о ваших неприятностях!

– Не боитесь, товарищ полковник, мы свое наверстаем! – неожиданно веселым голосом сказал контрактник. – Прокатим, как на американских горках! Будет вам «драйв», и еще какой…

«Что за ахинею он несет? – испытывая все возрастающее раздражение, подумал Романцев. – Ну и подсунули же мне бойца…»