Знамение

Он уже засобирался в лес к атаману, с которым уже давненько не виделся, но тут разродилась Лада, и молодой отец позабыл обо всем на много дней, прыгая вокруг люльки с ребенком, подвешенной в горнице. Лада родила ему сына, которого назвали в честь ее покойного отца – Гостомыслом. Евпатий не возражал. Он был счастлив. Ненависть давно покинула его сердце.

На службе в Спасском соборе, где ребенка должны были окрестить, собралась вся немногочисленная родня – у Лады только дядья остались, что жили в Пронске и Козельске, а у Евпатия вообще никого не было. Зато князь Юрий заехал, одарил подарками.

Когда служба уже подходила к концу, земля под собором вдруг заходила ходуном. Утварь церковная повалилась на пол. Евпатий едва успел подхватить младенца из купели. Стекла со звоном вылетели, по стенам поползли змеистые трещины, а люди бросились вон, спасаясь от землетрясения[43]. Боярин прижал к груди новорожденного сына и вместе с Ладой выскочил на улицу. Они отбежали подальше от собора, со стен которого уже отваливалась штукатурка и сыпалась вниз на головы бегущим.

Внезапно над городом разнесся печальный звук колокола, заставив замереть посреди улицы Ладу и Евпатия, а также князя Юрия, что выбежал вслед за ними. Странный это был звук. Приглядевшись, они увидели, что по стенам видневшегося вдалеке Борисоглебского собора тоже ползут вверх ветвистые трещины. Одна из них, расширяясь на глазах, доползла до колокольной башни. Следующий удар стихии заставил эту златоглавую башню с крестом отколоться и рухнуть вниз вместе с колоколом, придавив насмерть десяток монахов.

– Вот и пришла беда, – прошептал князь Юрий, глядя на облако поднявшейся пыли, и перекрестился со вздохом, – за грехи наши.

Оторопелый Евпатий молча смотрел на своего ребенка, который лежал у него на руках недвижимо и даже не кричал, несмотря на всеобщий грохот вокруг. Казалось, он ничуть не испугался. Евпатий прижал сына к себе еще сильнее, а младенец в ответ лишь тихо улыбнулся, уверенный, что отец защитит его от любой беды.