— Сигват дружит со всеми, — сказал Турир. — Он выбирает себе среди хёвдингов того, кто ему по вкусу. И его преданность Олаву не мешает ему посвящать висы Кнуту!
— А любовные песни он слагает? — вдруг спросила Сигрид.
Турир расхохотался.
— Почему ты спрашиваешь об этом? — сказал он. И, не дождавшись ее ответа продолжал: — В женщинах у него никогда не было недостатка, но я не думаю, что он привязан к кому-то из них настолько, чтобы слагать о ней песни.
Улыбнувшись про себя, Сигрид промолчала. И, взглянув на Грьетгарда, она вдруг почувствовала, что ее отношение к нему и к Хелене смягчилось.
На этот раз Турир Собака недолго пробыл в Эгга; через два дня он отплыл на север.
Грьетгард стал намекать, что ему тоже нужно уехать; он сказал, что хочет погостить у Туриру в Хедмаркене. И не сказал, зачем ему туда нужно, но Сигрид подозревала, что у него есть известие для короля Кнута.
Вскоре он тоже был готов к отъезду; среди сопровождавших его людей был Хьяртан Эскимосское Чучело. Он заявил, что где бы ни был Грьетгард, он хочет быть рядом с ним. Им предстояло плыть в Каупанг, а оттуда ехать верхом через горы.
Утром, в день своего отъезда, Грьетгард попросил Сигрид переговорить с ним наедине.
— Я оставляю Хелену на твое попечение, — сказал он. — Да поможет тебе Бог, если ты не будешь добра к ней!
Последнее время Сигрид много думала о Грьетгарде и Хелене дочери Торберга. И, к своему удивлению, она пришла к мысли о том, что это не будет таким уж несчастьем, если он женится на этой девушке. Богатства у него и так хватало, и даже если она и не высокого происхождения, Торберг был вовсе не плохим человеком.
— Вовсе не обязательно, что я буду противиться твоей женитьбе, — сказала она.
Грьетгард взглянул на нее — осторожно и в то же время изумленно.
— Никто не соблазнил Турира, моего брата, жениться на богатстве, — продолжала она. — И я знаю, каково приходится тому, кто не любит того, на ком женат.
Глубоко вздохнув, Грьетгард некоторое время сидел молча.
— Спасибо, мама! — наконец произнес он. Немного помолчав, он добавил: — Ты не такая суровая, какой казалась мне последние годы; теперь я знаю это.
И он улыбнулся ей. Сигрид ничего не ответила.
— Господь знает, что я не хочу, чтобы ты забывала моего отца, — вдруг сказал сын. — Но не могла бы ты, ради самой себя и Кальва, попробовать быть с ним помягче.
Выпрямившись, Сигрид уставилась на него. Ей даже в голову не приходило, что ее сын размышляет о ее отношении к Кальву.
— Я понимаю, что это не мое дело, — продолжал Грьетгард, — но все это на виду, все понимают, как мало ты заботишься о нем. А он заслуживает большего. И одно то, что он не замечает твоего отношения к нему, говорит о том, как он тебя любит…
Все последующие дни Сигрид размышляла над словами сына.
Она пыталась быть мягче с Хеленой. Но это было нелегко; девушка была подозрительной и считала, что со стороны Сигрид это всего лишь лицемерие.
В один из ненастных осенних дней человек, сопровождавший Грьетгарда, привез с юга известие, и Сигрид не терпелось узнать, что он скажет.
Но она была ошарашена, когда тот, не отвечая на ее вопрос, осведомился о священнике.
Священник Йон тут же пришел из церкви. И человек тихо сказал ему что-то в углу зала, косясь при этом на Сигрид. Потом священник Йон подошел к ней и попросил следовать за ним в новый зал, в котором днем никого не было.
— Неисповедимы пути Господни, — медленно начал священник, когда все трое сели.
— Ради Бога, не читай здесь проповеди! — перебила его Сигрид. — Скажи скорее, что случилось!
— Речь идет о твоих сыновьях, — сказал священник, — оба они погибли.
Только однажды до этого Сигрид почувствовала такую слабость, как теперь. Это было в Мэрине, после смерти Эльвира.
— Бог дал, Бог и взял, да святится имя Господа! — продолжал священник Йон проповедническим голосом.
«Замолчи!» — хотелось крикнуть Сигрид. Но слова застряли у нее в горле. Словно она беспечно бродила по лесу, бежала по тропинке и вдруг остановилась на краю пропасти. Ей стало дурно, ей казалось, что все заволакивается туманом и над ее головой кружат и кружат вороны…
И она взяла себя в руки. Схватившись за край скамьи, она прислонилась к стене.
— Как… они… умерли? — спросила она, с трудом выдавливая из себя слова.
Она узнала, что у Турира в Хедмаркене гостил конунг, и до его ушей дошло, что Турир намеревается его убить. И, увидев на руке юноши браслет короля Кнута, он решил, что подозрения эти не напрасны. И он распорядился обезглавить его.
— Разве Кальва не было там? — спросила она.
— Был, — ответил человек. — Но не хотел слушать ни Кальва, ни всех остальных, кто просил за юношу и предлагал за него выкуп.
— А Грьетгард? — спросила Сигрид дрожащим голосом.
Человек рассказал, что тот узнал о смерти Турира на пути через Эстердален. Он был вне себя от ярости и, думая только о мести, жег и разрушал королевские владения. Но конунг отыскал его, и тот вместе со своими людьми попал в окружение.
Грьетгард крикнул конунгу из дома, чтобы тот выслушал его. Но когда конунг ответил согласием, тот крикнул ему:
— Я не собираюсь просить пощады!