Наконец, люк был закрыт. Теперь оставалось самое последнее. Самое сложное. Почти невозможное. За одиннадцать оставшихся минут успеть выровнять давление между атмосферой в шлюзе и в остальной станции. Согласно нормативам на это требуется минут тридцать, в минимуме — двадцать. А если этого не сделать, то люк между шлюзовым отсеком и станцией из за перепадов давления ему ни за что не открыть. Он будет намертво запечатан, даже если ему удастся раскрутить замок. И никто ему не сможет в этом помочь. Выровнять давление в шлюзе может только он. На этой стороне. И у него на эти манипуляции оставалось слишком мало кислорода.
В стекле небольшого иллюминатора виднелись лица остальных членов экипажа. Они по очереди просовывали свои лица в круглое окошко и смотрели на на него испуганными глазами. Передатчик изредка доносил их слова, обрывки фраз, слов, возгласов, которых он почти не слышал и не воспринимал.
Он понимал, что наиболее вероятно умрет тут. В шлюзе. От гипоксии. На глазах у других членов экипажа. И последнее, что он увидит в своей жизни будет искаженное в ужасе лицо Джессики, малознакомой женщины, американки… Или лицо одного из других членов экипажа. Таких же незнакомцев. От осознания этого ему стало не по себе. Как будто ему было стыдно умирать перед чужаками. Тем более вот так, разыгрывая свой последний спектакль в жизни. В агонии. С синеющим лицом. С высунутым языком. С вытаращенными из орбит глазами.
«Да пошли вы в жопу!!! Не дождетесь!!!» — почти крикнул в окошко он и почувствовал как яростная, первобытная жажда жизни стремительно напомнила его истерзанное усталостью тело и передало ему непонятно откуда взявшуюся энергию. И он принялся действовать.
Он нащупал выступающий из стены тумблер управления подачи кислорода в шлюзе. И включил его, наблюдая за показателем барометра. Не моргая. Теряя терпение. Ощущая, как адреналин почти с осязаемым шумом прокачивается по артериям, пропитывает сердце, заставляя его тяжело ухать, заглушая голоса, доносящиеся из радиопередатчика.
«Вот и все братан… Тут мы и посмотрим чего ты стоишь!» — злорадно думал он про себя, наблюдая, как давление в барометре медленно тянется к указателю двухсот бар. Из шестиста необходимых.
Когда стрелка достигла двухсот, он вернул тумблер в первоначальное положение, перекрыв поток воздуха. По инструкции, нужно было теперь ждать около десяти минут, чтобы проверить насколько упадет давление в шлюзе.
Десяти минут у него не было. Он решил ждать две. Учитывая, что кислорода в баллоне оставалось минут на восемь и впереди еще предстояло повторить процедуру, когда давление в шлюзе достигнет необходимых шестиста бар.
Он внимательно смотрел на бегущую стрелку механических наручных часов, пока она преодолевала свой заданный путь в два оборота. Завороженно. Не моргая. А в подкорке его сознания, словно обрывки старых фотографий, разлетающиеся на ветру, пролетали воспоминания о его недолгой прожитой жизни. Забор из окрашенной в синий сетки рабица, который окружал его детский сад. Высокие тополя, растущие во дворе дома, где он провел детство. Морщинистые руки бабушки, гладящие его перед сном. Лица родителей на первой линейке в школе. Мальчишеские драки. Первая сигарета на заднем дворе. Первый глоток пива на скамейке в парчке. Глаза девушки после первого поцелуя. Школьный диплом. Переезд в другой город. Университет. Служба. Карьера. Женитьба. Рождение детей…
Как только стрелка часов отсчитала ровно две минуты, он взглянул на показатель давления в шлюзе. К счастью, стрелка сдвинулась с двухсот не более, чем на десять бар. Значит возиться с герметизацией шлюза нужно будет меньше и его шансы выжить немного повысились.
Он резко дернул тумблер назад, снова пустив поток кислорода в шлюз. При этом, краем глаза отметил, что воздуха в баллонах для дыхания оставалось минуты на четыре.
Долгие минуты три понадобилось, чтобы давление в шлюзе достигло нужных шестиста.
И тут он почувствовал быстро нарастающее удушье и понял, что кислорода в баллонах не осталось. Ждать больше было нельзя. Времени на стабилизацию давления в шлюзе у него больше не было.
Превозмогая обрушившуюся на него слабость, он упал на колени и отчаянно принялся раскручивать замок на входном люке, бормоча про себя слова молитвы. Забыв, что является атеистом. Как мог, как помнил, как слышал когда-то в детстве от бабушки. Умоляя всевышнего помочь ему выжить, сделать так, чтобы давление между шлюзом и станцией чудным образом сравнялось и чтобы люк открылся.
Прокрутив нужные пять оборотов, почти ничего не видя перед глазами от того, что лицо залило потом, а зрение поплыло темными пятнами, он ухватился за ручку и дернул.
Люк остался безразлично неподвижным. Словно камень.