Знамение. Вертиго

— Нет. Я не чувствую…, - она свободно и глубоко вдыхала и выдыхала воздух квартиры.

— Может ты потеряла обоняние от «ковида»? — предположил я.

На что супруга достала из кармана початый флакон со спиртом, отвинтила крышку, поднесла открытую бутылочку к носу и тут же ее отдернула.

— Нет. С обонянием все в порядке…

— Запах спирта очень сильный. Попробуй что-нибудь другое. Понюхай свой костюм. Он новый и должен пахнуть свежей краской.

Она поднесла к носу воротник охотничьей куртки.

— Чувствую… Хорошо чувствую…, - ответила она, недоверчиво взглянув на меня.

Потом она повернула к себе младшую дочь, которая все это время тихо сидела на коленях у супруги, обнимая мать своими тоненькими ручками. И стянула розовую маску с ее лица.

— Ляля? Скажи, у тебя в носике воняет?

Та непонимающе переводила свой взгляд между нами троими, моргала глазками и не отвечала.

— София, крошка? Скажи, тебе сейчас плохо пахнет? — сделал еще одну попытку я.

И тут младшая дочь, поняв что от нее хотят, отрицательно покачала головой. И едва слышно, тонким голосом ответила.

— Не-е-е-т…

— Она сказала: «нет». Значит мы со старшей чувствуем эту вонь. А вы с младшей нет, — сделал вывод я, озадачивший подобной загадкой, не имея даже домыслов о том, каким образом так вышло и по какой причине.

Тем временем, звери продолжали неистово биться о входную дверь нашей квартиры. После каждого удара я ждал, что раздастся громкий треск, который бы означал, что дверь не выдержала натиска и звери пробрались внутрь. Но дверь держалась. А мы продолжали сидеть на полу, вернув маски на лица, тесно прижавшись к друг другу, словно потерявшиеся в степи зверьки, которых врасплох застигла непогода, озадаченные последним открытием, прислушиваясь к шуму и ожидая, какие испытания нас поджидают далее.

Наученный прошлым опытом, я продолжал удерживать воображаемую высокую и толстую стену вокруг своего сознания, опасаясь, что если отпущу ее, то позволю зверю узнать, что нам удалось выскользнуть из западни, и штурм нашей квартиры бесполезен. Иногда я отвлекался, задумавшись о другом, но тут же напоминал себе о стене и возводил ее снова, пытаясь приучить себя навыку держать ее постоянно в неком «фоновом режиме».

А они все долбили в дверь и долбили… Все сильнее и яростнее. И свирепые визги и вопли десятков беснующихся тварей разносились по дому, легко проникая сквозь бетонные перекрытия, заставив нас закрыть детям уши, чтобы хоть таким образом защитить их от ужаса, который вызывал этот устрашающий шум.

Время шло. Минута за минутой. Мы молча сидели и ждали, каждый окунувшись в собственные переживания происходящего. Старшая дочь успокоилась и затихла. И в сумерках комнаты, освещаемых лишь лучом моего налобного фонаря и слабыми отблесками проникающего сквозь плотные шторы пожара, я незаметно наблюдал за выражением её лица. Оно было бледным. Испуганным. Затравленным. Осунувшимся. И что самое для меня горькое — смирившимся с доставшимся ей испытанием. Младшая же, после особо громкого удара, принялась было капризно хныкать. А старшая, по-взрослому уверенным и спокойным тоном, успокоила ее, сказав пару нужных фраз. И та стихла… Тоже испуганная и подавленная, но все же по-детски, не сполна понимая серьезность нашей ситуации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И, наконец, мы дождались…

Послышался треск. А следом грохот.

Я понял, что «все»! Моя железная дверь, в прочность которой я столь свято верил, сдалась и рухнула, не выдержав натиска обезумевших тварей. А следом послышались возбужденные скрипящие визги зверей, которые словно шакалы кинулись в нашу квартиру, чтобы первыми добраться до добычи и отхватить себе куски пожирнее.

Мы все, как один, подняли головы вверх, в сторону потолка, за которым находилась наша квартира. А там, на той стороне от бетонного перекрытия гремела падающая мебель, звенели разбиваемые вдребезги стекла и посуда. Вопли десятков зверей, крушащих нашу павшую крепость, слились в один обезумевший от разочарования и ярости скрипящий вой.

— Они поняли что нас там нет…, - сдавленным бесцветным шепотом констатировал я происходящее над нами, крепче обняв родных, ниже пригибая к полу спину и сжимая плечи, при этом мысленно сосредоточившись на воображаемой стене, держа на ней концентрацию, опасаясь, что именно сейчас, когда звери поняли, что нам удалось скрыться из ловушки, мой «старый знакомый» вновь попробует вызвать меня на контакт.

А следом случилось то, что заставило приподняться волосам на макушке моей головы. Старшая дочь вдруг встрепенулась. Высвободилась из моих объятий. Растерянно посмотрела на меня. На мать. Часто заморгала глазками. И удивленно произнесла, будто ответив на не расслышанный мною чей-то вопрос.

— … мы здесь…

Стена

— Сладкая, с кем ты говоришь? — медленно, тихо, осторожно выговаривая каждое слово, спросил ее я, начиная смутно догадываться о том, что происходит с дочерью.