Знамение. Вторжение (СИ)

Солнце стоит почти в зените. Оно неистовой сверкающей звездой щедро сияет над головой. Оно либо очень мудрое, так как за время своего долгого существования наблюдало падение многих цивилизаций и его нельзя ничем удивить. Либо глупое, так как не понимает, что на грешной земле светить теперь почти некому. Редкие рваные облака реактивными ракетами проносятся по чистому голубому небу. А наша белоснежная прогулочная яхта-катамаран изящно разрезает аквамариновую синеву воды и, подгоняемая двигателями, стремительно плывет обратно в открытое море.

Мой взгляд приклеен к стрелке — указателю запаса топлива. За минут двадцать, как я снова завел двигатели и повел лодку подальше от берега, стрелка вроде даже не колыхнулась, позволив мне понадеяться, что прожорливость яхты невелика и дизеля хватит на долго.

Однако, в какой-то момент, стрелка срывается с места и отваливается влево, откусывая за раз приличный кусок пути, и, преодолев середину, оказывается на начальных делениях второй половины циферблата. То есть, если произвести элементарные математические подсчеты, за прошедшие минут двадцать активной работы двигателей, топлива было сожжено литров десять, если не больше. Из приблизительно ста двадцати оставшихся.

От осознания подобного факта я нервно смеюсь, позволив трещине на пересохшей губе лопнуть и засочится кровью. Прикусив губу и облизывая языком соленую ранку, я продолжаю смотреть на белую стрелку, размышляя о том, что неприятности сыпятся на нас будто из рога изобилия. Ведь мы уже находимся в глубокой заднице. С едой и водой, которых «хрен да маленько». И теперь, дополнительное затруднение в виде быстро заканчивающегося топлива лишь добавляет еще одну каплю дегтя в бочку уже заполненную дегтем, по сути ничего не меняя в нашем положении.

Для верности продержав яхту на «полных парах» еще минут пять, тем самым убедившись что прибрежный город снова превратился в узкую серую нить, зажатую между морем и небом, и отметив, что стрелка упала на дополнительные пару миллиметров, я отключаю двигатели и снова принимаюсь выискивать способ спустить в воду якорь.

— Не тупи, идиот…, - ругаю себя я, часто моргая, прогоняя белые «хлопья», снова налетевшие перед глазами.

Какое-то время я безрезультатно ношусь по яхте, в десятый раз заглядывая в каждый отсек и осматривая каждую щель. Возвращаюсь к штурвалу, чтобы повторно изучить оборудование. Щелкаю рычаги и тумблеры на приборной панели в главной каюте, рискуя отключить некую важную систему, включить обратно которую уже буду не в состоянии. Потом бросаюсь к найденному ранее отделению под палубой, где располагается якорная цепь и двигатель для ее спуска и подъема.

С остервенением, глотая соленые слезы отчаянья, я дергаю за грязные, воняющие ржавчинной железные звенья. Царапая и пачкая пальцы, обшариваю каждый сантиметр двигателя, выискивая ненайденную ранее кнопку или скрытый рычаг. Потом осматриваю поверхность палубы вокруг, а также панели под и над широкими иллюминаторами, подозревая, что нужная кнопка может находиться где-то рядом.

Но все мои усилия оказываются тщетными…

Отчаявшись, я возвращаюсь на заднюю палубу я устало падаю на сиденье, обустроенное перед обеденным столом, на котором виднеются артефакты канувших в лету вечеринок — «ожоги» незатушенных сигарет и круги от бокалов и банок с алкоголем. От бессилия справиться с, казалось бы, простейшей задачей, у меня сводит скулы, а тело теряет последние остатки энергии. Однако, я не могу себе позволить отдохнуть, так как знаю, что с каждой секундой яхта дрейфует все ближе к берегу, лишая смысла потраченные ранее драгоценные литры дизельного топлива.

Трехэтажные ругательства, вырвавшиеся из глотки без моей воли, оглашают округу, а кулак с грохотом падает на поверхность стола. Испугавшись, что шум разбудил семью, я заставляю себя успокоиться, упираюсь локтями в стол и обхватываю голову руками, которая почти ощутимо пульсирует под подушечками пальцев и словно готова взорваться от наколенного напряжения.

— Думай… Думай… Думай… Есть лодка… Есть якорь. Есть цепь… Все должно быть просто…, - шепчу я себе под нос, будто медитативную мантру, осознавая степень нелепости возникшей ситуации, уверенный в том, что любой другой взрослый человек, оказавшись на моем месте, справился бы с проблемой играючи и за минуту.

Когда в голове не остается ни одной новой рабочей идеи, то я, обреченно, едва передвигая ноги и по-стариковски шаркая ботинками, встаю с места и возвращаюсь в каюту.

— Пошел в задницу, придурок! — ругаюсь я сам на себя, сдавшись под натиском неудачи и усталости, решив, что заслуживаю немного сна, хотя бы минут на десять, чтобы на время отключиться, а потом, со свежим сознанием, продолжить штурмовать проблему, Эверестом нависшую над моей бедной головой.