Знаменитость

«Я (ФИО) обязуюсь сотрудничать… – пробежал я глазами текст. – Оперативный псевдоним «Упорный»… Предупрежден об уголовной ответственности за разглашение… Куратор – майор госбезопасности…»

Соколов протягивал мне авторучку.

– Сначала вписываете своей рукой фамилию, имя, отчество, внизу ставите подпись, – велел он.

– А где досье на Беса? – спросил я.

– Сначала подпись, – отрезал он.

Я поколебался еще минуту и взял протянутую мне ручку. Я даже начал выводить первое слово, когда почувствовал, как майор на мгновение задержал дыхание и внимательно следит, дожидается момента, когда я все подпишу. И я понял – нет у него никаких документов, он и не собирался их мне отдавать.

– Сначала дайте посмотреть документы на Беса, – попросил я, откладывая ручку и не подписанное заявление.

– В понедельник, – вздохнул Соколов. – Начальство вызвали в Москву, усиленный режим охраны похорон генерального секретаря. В понедельник согласуем…

Я все-таки не поверил своим ушам. И пару секунд еще сидел, переводя дух. Потом открыл дверцу машины.

– Ты очень меня разочаровал, Сергей! Теперь пеняй на себя! – еще успел крикнуть мне вслед майор.

Но я уже выскочил из «Волги», как ошпаренный. Задыхался, хватая ртом порывы холодного ветра. Все мои планы и заготовки пошли прахом. В голове не осталось ни единой зацепки, как поступить, когда Бес появится здесь. Я просто шел к воротам кладбища и старался дышать ровнее.

– Ну как? – Старкова снова оказалась рядом, стараясь заглядывать в глаза. – Что тебе сказали?

Траурный кортеж показался в глубине улицы. Колонна приближалась.

– Тебе ничем не помогут, – упавшим голосом пробормотала, догадавшаяся Старкова.

Стараясь не встречаться с ней взглядом, я вытянул сигарету из пачки. Хотелось успеть покурить, прежде чем все начнется. Еще я незаметно проверил, как держится в рукаве молоток – мое оружие «последнего удара». Страха я не ощущал совершенно. Наоборот, вместо страха откуда-то взялась бодрость. Еще никогда моя жизнь не была настолько в опасности. А я совершенно этого не ощущал. Просто знал, что вот сейчас все решится. Знал, что предстоит действовать. А значит, больше не придется изводиться ожиданиями и мучиться колебаниями. Пришло настоящее спокойствие – будь, что будет. Только хотелось, чтобы все началось и закончилось поскорее.

– Господи, тебя же убьют! – всхлипнула Старкова. – Зарежут как мальчишку.

– Не каркай! – оборвал я ее.

Но глядя, как Маша отшатнулась в ужасе даже от собственных слов, мне стало совестно.

– Все будет нормально, – соврал я. – В такой толпе народа никто мне ничего не сделает. Свидетели кругом…

– Бесу наплевать на свидетелей! – зло вскрикнула Старкова. – Какой же ты все-таки!.. – она не договорила, с досадой мотнув головой.

Катафалк притормозил у ворот кладбища. На его крыше были закреплены две мощные колонки. Из которых громко звучал голос Алеши Козырного, распевающего блатную песню.

– Я поставил фрайера на гоп! Фрайер оказался жирный клоп! – разносилось на всю округу.

У меня аж мороз по коже пошел. Они все-таки устроили это надругательство, и не собирались его прекращать.

Остальные машины должны были остаться здесь – дальше процессия пойдет пешком. Рядом с нами остановилась длинная «Чайка». Не самая новая модификация – шестидесятых годов, но блеск хромовой решетки радиатора и неповторимые остроконечные обводы фар только подчеркивали классический шик советского лимузина для партийных бонз. Задняя дверца распахнулась, и оттуда показался грузинский вор в законе Дато Южный. Без шапки, не взирая на морозец, в расстегнутой дубленке, он бросил короткий любующийся взгляд на роскошный автомобиль, по-видимому, свое недавнее приобретение.

– Здравствуй, дорогой! Горе-то какое! – поравнявшись со мной, воскликнул Дато с грузинским акцентом. – Слезы на глаза наворачиваются, когда вспоминаю дорогого покойника. Как он пел! Даже по-итальянски мог не хуже ихнего Челентано!..

Площадка перед входом быстро заполнялась машинами. Я кусал губы, не представляя, как заставить замолчать эти колонки, в которые заточили голос Алеши. Техника звукозаписи заставляла мертвого певца против его последней воли делать то, что живьем от него никто не смог бы добиться. И кроме меня это некому было остановить.

Я старался разглядеть в толпе Беса. Мне важно было увидеть его первым. Но обзор перегородил старенький автобус. На таком на похороны обычно подвозят бедных родственников и соседей по подъезду.

И в этот момент меня тронули за локоть. Резко развернувшись, я вдруг обнаружил, что рядом Валет. Он явно нервничал, как заговорщик озирался по сторонам, и чтобы подойти ко мне, выбрал момент, когда автобус загородил нас от лишних глаз.