Знаменитость

То, что при этом Василич был гораздо ниже длинного Ёсифа и, чтобы удержать его за шкирку, должен был вытягивать руку до предела вверх, никому из присутствующих не показалось комичным. Такую ярость источал мясистый продюсер. Он выволок покорного Ёсифа в прихожую, видимо, намереваясь дать ему там пинка под зад и выгнать без копейки. Но в дверь кто-то принялся неистово звонить.

— Откройте, милиция! — Раздались крики снаружи.

Замерли все и даже Василич. Музыканты в панике переглядывались. Ева небрежно пожала плечами.

— Доигрались! — зло бросил Василичу клавишник. — Новое место! Вот оно твое новое место! Теперь еще инструменты конфискуют.

Продюсер, наконец, выпустил из рук воротник провинившегося скрипача и с нескрываемой тоской перевел взгляд на дорогущий магнитофон.

— Немедленно открывайте, иначе двери ломаем! — раздавались властные крики с лестничной клетки. — Это сопротивление работникам милиции!..

— Вы же хотели уходить по крышам, как Анжела Дэвис с американскими коммунистами? — съехидничал я, не удержавшись.

Василич только махнул рукой с горькой неопределенностью. Но тут я сам спохватился. Мало того, что в двенадцать часов пропустил важнейшую деловую встречу с Асланом. Но сейчас-то было вообще уже около трех! А значит, через пару часов Валет и тот — потерпевший инструктор обкома — будут стоять под дверями моей квартиры в ожидании денег. И мало того, что я до сих пор не придумал, где взять две тысячи. Если я вовремя не появлюсь — другой возможности договориться уже не представится. Дальше уголовное дело об угоне — и кончено! А ведь сейчас меня заберут в милицию со всей этой компанией.

Только в этот момент я осознал ужас своего положения. Сейчас ведь никто не станет разбираться, что я тут посторонний. В записи не участвовал, а только зашел на полчаса из любопытства. Но кому это теперь докажешь?

— Ну, чего стоите? — спросила Томашевская. — Открывайте! Или мне самой?

И через пару секунд в комнату ворвалось много людей. Чтобы столько милиционеров сразу набилось в одну квартиру, я не видел никогда в жизни. Еще почему-то они все оказались щуплые и невзрачные. Худые руки торчат из коротких рукавов летней формы… А между ними шныряли люди в обычных семейных майках, неприлично растянутых и провисших подмышками. И по злорадному блеску глаз в них угадывались соседи. Измученные шумом и готовые стать понятыми по первому зову социалистической законности. А то, что соседка, громогласнее всех требовавшая справедливости, в руках держала ведро, из которого свешивалась грязная мокрая тряпка, — не оставляло никаких шансов. Похоже, Василич ошибся, рассчитывая, что нижние соседи уедут на дачу. Впрочем, теперь уже было все равно.

Последним в комнату зашел милицейский начальник изрядных габаритов. Он один был размером больше пары заморышей-сержантов. Отдуваясь, начальник снял фуражку и окинул странное помещение подробным взглядом. При этом он, не торопясь, вытирал платком пот со лба, мастерски держал паузу, не выдавая удивления.

— Концерт окончен! — наконец объявил этот капитан. — Ну и попали же вы, граждане! Только чистосердечное признание может облегчить вашу участь… — а голос у огромного мента неожиданно оказался тонким, пронзительным фальцетом.

5

Маленький настольный вентилятор тужился изо всех сил. Он гнал струйку спертого воздуха прямо на дежурного милиционера. Который сидел за столом в расстегнутой на две пуговицы серой форменной рубашке, весь заваленный папками и бумагами. Остальное пространство дежурной части отделения милиции, куда нас доставили всем скопом, было погружено в жаркую духоту.

— Оформляй всех! — велел дежурному необъятный милицейский начальник. Задержанные музыканты столпились хмурой кучкой перед столом.

— Сейчас составят протокол задержания — и все! Бумага есть — дальше не вырубишь топором, — мрачным шепотом предрек скрипач Ёсиф. — Доигрались! Теперь волчий билет — ни в один ансамбль не возьмут. На похоронах и в подземных переходах играть — за счастье будет. А некоторым знаменитостям — реальный срок светит…

Он многозначительно кивнул в сторону певца Алеши. Тот еле стоял на ногах.

— И никакой надежды? — тоже шепотом спросил я.

Ёсиф пожал плечами, давая понять, что надежда умирает последней.

— Может, Василич как-нибудь извернется? Недаром же его сразу в районное отделение повезли. Только мы должны молчать, как партизаны! Продержаться, чтобы он успел там договориться, подмазать кого следует. Нам тут надо в полную «несознанку» уйти — домашний концерт, репетировали ко дню рожденья мамочки… — шепотом наставлял меня бывалый скрипач.

Алеша тем временем озирался по сторонам, силясь понять, где находится и что происходит. Обеими руками певец опирался на угол стола, но все равно пошатывался, непроизвольно сдвигая стопку папок дальше к краю.

— Товарищ капитан! — взмолился дежурный. — Ну, как я вот этого алкаша оформлять буду? Он же на ногах не держится, его в вытрезвитель надо, пусть там с ним работают…