Знаменитость

Алеша брел молча. Периодически трогая необъятный синяк, растекшийся вокруг левого глаза. Эта новая деталь внешности не добавляла ему комизма и не вызывала справедливого злорадства. Певец нисколько не напоминал себя вчерашнего, а тем более позавчерашнего. От обостренно-веселого куража не осталось и следа. Он ссутулился и как будто стал ниже. Отвисшие полы белого пиджака болтались на нем, как грязная половая тряпка. Костюм был весь в разводах от пролитого вина или от грязи в камере. Шикарное произведение портняжного искусства впору было выбрасывать на помойку.

Алеша, видимо, почувствовал мой взгляд и обернулся.

— Ты не бросай меня, Сережа! — потупившись, глухим голосом забормотал он. — Пожалуйста! Худо мне. С ума схожу. Перед всеми виноват!

Как будто мне не было худо, и как будто я не был перед всеми виноват! Теперь, после того, как с ним связался…

— Вообще жить не могу… Побудь еще немного со мной. Потом домой пойдешь…

Алеша умолял так, словно, и правда, у него была какая-то совесть. И как раз этим летним утром начался ее отчаянный припадок. Он даже вцепился в рукав моего пиджака и неловко потянул. От чего я едва не взвыл — отбитые в камере ребра пронзили ослепительной болью. Может быть, мне их даже сломали? Дышать получалось еле-еле, каждый вдох проходил через боль.

— Ой, прости, пожалуйста! — спохватился Алеша, глядя, как я, скривившись и держась за бок, урывками хватаю ртом воздух. — А хочешь, я тебя пивом угощу? — придумал певец, заглядывая мне в глаза. — Давай, правда?

Он ждал моего ответа, как приговора, судорожно переглатывая кадыкастым горлом.

— Так денег же нет ни копейки? — возразил я. — И времени — одиннадцати нет. Еще не продают…

— Так с деньгами любой дурак пиво возьмет. А ты попробуй без копейки, на голом таланте? Как настоящие бродячие артисты… — продолжал лихорадочно уговаривать Алеша. — Я тебе должен, позволь хоть угощу…

И как было его бросить? Мне ведь теперь было уже не так важно — во сколько вернусь домой. Я, конечно, не собирался скрываться. Было немного боязно, но я не паниковал. И скоро вернусь домой, чтобы уже получить по всей программе. Деваться мне все равно некуда. Но лишний час летнего утра я еще мог себе позволить? Просто немного подышать свободным воздухом, прежде чем нести ответственность за все, что успел натворить.

Пивной ларек обнаружился неподалеку во дворах. Окрестные алкаши уже выстроились перед ним в длинную очередь. Одни пришли с металлическими бидончиками, другие держали наготове трехлитровые банки с полиэтиленовыми крышками. Вдоль очереди пробегал бодрый говорок предвкушения. Все здесь вожделели пива, озабоченно наблюдая, как продавщица скрежетала ключом в гаражном замке, открывая заветное железное сооружение. Торговля должна была начаться с минуты на минуту.

— Граждане и товарищи! Дамы и господа!!! — колодец двора многократно усилил переливы Алешиного тенора. Он стоял перед очередью, широко раскинув руки в своем белом балахоне. — Это сладкое слово свобода!.. Слыхали песню «С Одесского кичмана бежали два уркана»?.. Вот так и мы с другом в бегах. Уже отдан приказ — не брать нас живыми! И ладно. Только бы вздохнуть напоследок полной грудью! Только бы еще кружку «Жигулевского» выпить перед тем, как лоб зеленкой намажут…

— Вот он куда клонит! Пива на халяву захотел! Трубы горят, а туда же — погоня, последний раз… Тоже мне, артист! — раздались в очереди угрюмые возгласы.

По случаю теплого утра здесь многие пришли в домашних майках не первой свежести. Из-под которых тут и там синели татуировки. Удивить здесь кого-то проблемами с законом было невозможно.

— Я Алеша Козырный! Слыхали такое имя? — спросил певец, не смущаясь холодным приемом. — Я король блатной песни! Хотите спою? — предложил он.

— Даром не надо, — буркнул здоровый тип, стоявший в очереди вторым от заветного окошечка. — Хватит, наслушались в местах не столь отдаленных. Досыта, на всю жизнь.

Я собрался усмехнуться, глядя на Алешины старания, но не смог — от малейшего вдоха избитое тело мозжило болью. Оставалось только замереть, наблюдая — сумеет ли Алеша вывернуться и все-таки расшевелить похмельную публику? А сдаваться он не собирался.

— Да я что угодно могу спеть, — важно пожал плечами Алеша. — Задушевную песню, какую скажете!

На этот раз ему вообще никто не ответил.

— Вот что, мужики, — придумал Алеша. — Хозяйка там у себя в ларьке все равно еще полчаса копаться будет, пока торговлю начнет. Давайте, я все полчаса анекдоты буду рассказывать? Трубы у всех горят. А под анекдоты — и время быстрее пройдет?.. А если насмешу — нальете мне и другу по кружечке? Или нет — сами решите.

Очередь снисходительно ухмылялась в ожидании представления.

— Поменялись секретаршами на неделю американский президент Рейган и наш Брежнев…

Алеша выпятил грудь, как будто не хватало места, чтобы поместились все ордена и звезды, которыми страна к тому времени успела наградить пребывающего в маразме генсека. Отклячил нижнюю губу и пошевелил бровями, словно они у него были такими же густыми и черными, как у Леонида Ильича.

— Похож! — воскликнул кто-то в очереди.