Знаменитость

– Где-то на белом свете! Там где всегда мороз! – запела Ева. А я сидел, онемевший, слабо соображая, как в таком миниатюрном теле может скрываться такой пьянящий голос? Мурашки побежали по коже. – Трутся спиной медведи о земную ось!… – Я даже представить себе не мог, что тогда ей уже исполнилось тридцать. Выглядела Ева Томашевская, словно школьница.

– Зря пялишься. Не твоего полета птичка, – не одобрил моего взгляда Валет. – За то, чтобы наши желания всегда соответствовали нашим возможностям! – предложил он издевательский тост, разлив водку по рюмкам.

– Не желаете приобрести букет для дамы? – раздался над моим ухом скорбный голос.

Рядом с нашим столиком как из-под земли возникла седенькая старушка, аккуратным видом напоминавшая на пожилую учительницу на пенсии. Тут же маячил и наш официант, это я отметил периферийным зрением. В корзиночке у старушки покоились вялые пучки чайных роз, выращенных на подоконнике.

– Двадцать пять рубликов, – тем же скорбным тоном промолвила бабуля.

– Скока-скока?!! – возмутился Витька Зяблицкий, который успел слегка сомлеть от выпитой водки. – Это же пять бутылок водки!

Я уже собрался отказать хищной тихушнице, но передумал. Все-таки Валет зацепил меня своим снисходительным тоном. Было бы слишком паршиво не принять такой вызов. Когда карманы набиты деньгами, а настроение великолепное после одержанной победы.

Дальше начался чистый экспромт. Отсчитав старушке червонцы, я через секунду, с цветами в руках, оказался подле Евы.

– Хотите, чтобы я спела песню, молодой человек? – своим неповторимым голосом с хрипотцой спросила Томашевская. – Как зовут молодого гусара? – поинтересовалась она, поднеся букет к самому лицу, и не сводя с меня ласковых глаз.

– Сергей, – ответил я.

– А эта песня исполняется для Сергея! – объявил на весь зал клавишник.

Я вернулся, не глядя на примолкшего от зависти Валета. И вечер помчался, как на крыльях. Ева пела, мы праздновали свою первую удачную сделку. Посетители ресторана – а «Поганка» была в тот вечер набита под завязку – шумели все громче. И наступил момент, когда Ева спустилась за боковой столик, самый близкий к эстраде, накрытый для музыкантов, и закурила – у нее начался короткий перерыв. А оркестр заиграл медленное танго.

– Кавалеры приглашают дам! – объявил пианист.

Десять шагов до ее столика я молился, чтобы никто из подвыпивших гуляк не рискнул пригласить Еву раньше меня. Но в тот вечер мне фартило. И уже через минуту, от волнения мучаясь одышкой, я обнимал Томашевскую в медленном танце. И смотрел в ее невероятные искрящиеся глаза.

Девушки-ровесницы на меня заглядывались всегда. Не то, чтобы я был шибкий красавец, или завзятый балагур. Так, средней внешности, но крепкого телосложения. Стригся коротко, одевался просто. Но что-то девушки во мне находили. Обычные девушки. С ними я был в себе уверен. Но ведь Ева была звездой! С такой женщиной я впервые находился рядом.

– Знаете, Сергей, – первой заговорила она. – С вами так приятно просто молчать… Если бы вы знали, как я устала от болтливых и самовлюбленных ухажеров… А в вас чувствуется какая-то надежность…

Ее ладонь скользнула вдоль моего плеча к шее. Она поворошила тонкими пальчиками ежик моих волос на затылке. Вдоль позвоночника сразу побежали мурашки. А еще мои ноздри вдыхали сильный аромат ее пряных духов.

Музыка кончилась, оркестранты взяли перерыв. А я рискнул пригласить Еву за наш столик. И она согласилась!

– Гриша! Солнышко! – попросила она официанта, который уже был тут как тут. – Пожалуйста, принеси шампанского. Возьми из директорского запаса. Мое любимое, тбилисского разлива. И еще икры хочется. К шампанскому ведь подают черную икру?..

– Ева, голубушка, но это же двойной тариф!? – как бы переживая, развел руками официант.

– Ерунда, несите! – велел я.

– Сделай для меня, Гришенька, – и она, чмокнув губами, адресовала официанту довольно вульгарный воздушный поцелуй.

– Что празднуем, молодые гусары? – поинтересовалась певица. И я обратил внимание, как, достав сигарету, она не попыталась прикурить ее сама, и не попросила огонька у нас. Она как бы забыла про нее. Просто держала фирменное «Мальборо» на отлете в тонких пальчиках, но через секунду некурящий Зяблик, схватив мою зажигалку, уже яростно чиркал спотыкающимися пальцами и сопел от напряжения – с непривычки, огонь ему удалось добыть не сразу.

Ева оказалась очень легкой в общении. Она охотно смеялась, и пила шампанское быстро и до дна. Валету, которого она практически игнорировала, оставалось только разыгрывать надменность. Зато друга Витьку я впервые видел в таком состоянии. Технический гений и безнадежный девственник – Зяблик – даже что-то мычал, изо всех сил стараясь маячить у нее на глазах.