В процессе работы над романом, знакомясь с источниками, писателю удалось уточнить некоторые факты заговора Мировича. Знал он, естественно, и о других заговорах в пользу Иоанна Антоновича. Но подробно касаться их в своем романе не стал, лишь бегло упомянул о «лопухинском деле» и приключениях Зубарева. Не использовал Данилевский и известной ему версии о том, что Мирович пал жертвой дворцовой интриги. Впрочем, если бы писатель повернул сюжет в эту сторону, его роман вообще не увидел бы свет. Как не была опубликована и работа В. В. Стасова. Труд, автор которого обосновывал гипотезу о том, что заговор Мировича был лишь комедией, разыгранной по сценарию Екатерины II, оставался в рукописи более ста лет. Только в наши дни появились некоторые из него извлечения.
Однако образ Мировича, каким его вывел Данилевский, далеко не идеальная фигура. В этом писатель также абсолютно верен истории и преданию. Его герой — самолюбивый и легкомысленный «армейский авантюрист», искатель карьеры — вполне мог бы принять предложение стать по существу убийцей шлиссельбургского узника.
ГЛАВНЫЙ ВОРОЛОВИТЕЛЬ, ИЛИ ХОЗЯИН «ВОРОНЬЕГО ГНЕЗДА»
Таинственный пассажир
В пасмурный осенний день к гостинице «Ангел» подъехал наемный экипаж. Дверца отворилась, показалась конической формы шляпа, затем нога, обтянутая шелковым чулком, в башмаке с пряжкой и высоким каблуком, наконец, туловище в длинном плаще. Пассажир, стараясь не испортить туалет, а главное, не сбить пышный, завитой буклями парик, осторожно выбрался на мостовую. Пока кучер сгружал саквояж, незнакомец направился к стоявшей у ворот громоздкой пассажирский карете, уже запряженной и готовой к отъезду. Трижды в неделю карета отправлялась отсюда по главному Северному тракту. Из этого можно было заключить, что только что прибывший джентльмен собирался, пересев в карету, совершить далекое путешествие.
— Мистер Голдсмит, — обратился к нему хозяин гостиницы, наблюдавший за посадкой, — покорнейше прошу вашу милость садиться, сейчас тронетесь.
Степенный господин, которого назвали мистером Голдсмитом, подобрав полы двустороннего суконного плаща, занял свое место. Под плащом виднелся темно-коричневый бархатный кафтан, надетый поверх камзола почти того же цвета. По внешнему виду это был средней руки торговец из Сити, отправлявшийся по коммерческим делам в провинцию. Так он и значился в списке пассажиров — Александр Голдсмит, коммерсант.
В действительности же под этим именем отправлялся в путь Даниель Дефо — известный тогда журналист, впоследствии автор знаменитого романа «Робинзон Крузо». Но что заставило его воспользоваться вымышленным именем? Поспешное бегство от кредиторов или угроза тюрьмы за очередной злой памфлет? Ни то и ни другое. Он ехал по делам государственной важности. Причем за последние два-три года ему не впервые приходилось совершать путешествия под разными именами. И каждый раз, принимая новое обличье, он исполнял роль с истинно актерским мастерством, ибо был по натуре лицедеем. Ему ничего не стоило «войти» в образ, который предстояло сыграть. Свойство это или, вернее, особый дар он использует и при создании литературных героев, легко перевоплощаясь в своих персонажей, невольно перенимая у своих героев голос, походку, манеры и привычки. Он словно бы разменивал свою душу на множество других, испытывая при этом величайшее наслаждение.
Так под разными масками Дефо колесил по дорогам страны, неожиданно появляясь то на востоке, то в западных графствах, то на севере, в Шотландии. В пассажирских каретах, наемных экипажах, верхом на собственной лошади проделал он немало сотен миль. Что ж, он любил движение, можно сказать, испытывал в нем потребность. Любил большие торговые города, многошумные ярмарки, дорожные тракты с почтовыми и пассажирскими каретами и судоходные реки с гружеными баржами. Простор равнинных путей он предпочитал горным тропам, а сухопутные путешествия — морским. На ровной земле, казалось ему, он стоял увереннее.
Погружаясь в толчею, смешиваясь с ней, он всякий раз испытывал иллюзию сопричастности с действительностью и всякий раз горько разочаровывался, оказываясь одиноким в сутолоке людей и дел.
Какую же миссию выполнял Дефо во время своих столь таинственных вояжей?
Здесь необходимо небольшое отступление в прошлое.
Однажды Дефо разразился злым и остроумным памфлетом против преследования пуритан, или, как их называли, диссидентов, то есть раскольников. Это было все равно что бросить пылающий факел в пороховой погреб, начиненный религиозными фанатиками — сторонниками господствующей англиканской церкви. Предав забвению «Акт о веротерпимости», принятый еще в 1688 году, они лелеяли мечту о своей Варфоломеевской ночи — кровавой расправе с инакомыслящими.