Знаменитые авантюристы

Мистер Ниобун, торговец мануфактурой, обратился за помощью к «главному вороловителю», который пребывал тогда на вершине своей славы. Так в игру вступил Джонатан Уайлд. В «Дейли пост» появилось объявление, где предлагалось вознаграждение тому, кто принесет к Уайлду украденное у мистера Ниобуна. Однако рассчитывать на то, что Шепперд поделится добычей, не приходилось. Джек всегда действовал самостоятельно, что раздражало Уайлда, который не терпел индивидуалистов, работавших самостоятельно за пределами его организации. Кроме того, он ревновал к славе Джека — лучшего профессионального вора Лондона. Таким образом, Джек Шепперд невольно стал самым опасным врагом Уайлда.

Между тем Джек вместе со своим дружком Блюскином промышлял на большой дороге. Впрочем, как разбойнику ему мало везло. В один вечер добыча составила всего лишь жалкие полкроны, отобранные в карете у горничной, единственной пассажирки. На следующий день подвернулся торговец вином, у которого было всего 6 шиллингов. Не густо. Только назавтра удалось сорвать куш посолиднее. Остановив пассажирскую карету, они взяли 22 шиллинга.

А тем временем Уайлд и его люди шли по следам Джека. И первое, что предпринял «главный вороловитель», — вышел на подружку вора — Эдгворт Бесс. Ее арестовали в пивнушке возле Темпл-бар. Напуганная угрозами, она «раскололась» и выдала место, где скрывается ее любовник.

Несколько часов спустя Квильт Арнольд, помощник Уайлда, весьма удивил Джека, когда появился перед ним в дверях его убежища. Пистолет Джека дал осечку, и это решило его участь. Через две недели он стоял в огромном зале суда Олд-Бейли. Потом Джек признался, что сердце его замерло, когда он вошел в это здание, где звук шагов отдавался гулким эхом и где даже солнечные лучи казались холодными. Так же холодно смотрели глаза судьи на середину каменного пола, туда, где одиноко стояла скамья подсудимого.

Показания Уайлда сыграли свою роль — и приговор был короткий: «Виновен». Джека водворили в камеру и приковали к полу. Предварительно палач накрепко перевязал большие пальцы его рук — таков был установленный издавна порядок. Той же ночью, не теряя времени, Джек приступил к делу. Прежде всего с помощью гвоздя, заменившего ключ, он освободился от наручников, а затем и от ножных кандалов. Теперь можно было браться за главное. Но выбраться из камеры, расположенной на третьем этаже и считавшейся самой надежной, было не так-то просто. Единственный путь был по дымоходу в верхнее помещение, а оттуда на крышу. Однако в трубе оказались железные прутья, предусмотрительно вставленные между кирпичами. Преодолев это препятствие, Джек очутился в комнате, где давно никто не бывал. Четверть часа ушло на то, чтобы справиться с дверным замком. Теперь перед ним был коридор, который кончался снова дверью, ведущей в тюремную часовню, где смертники исповедовались перед казнью. Справившись с засовом, он проник в часовню. Отсюда, перебираясь с лестницы на лестницу, поднялся на крышу, затем достиг чердака соседнего дома, где и переждал погоню.

О небывалом побеге смертника из самой надежной тюрьмы говорил весь Лондон. И только Уайлд затаил недоброе. Он-то и помог вновь схватить Джека, ставшего к тому времени любимцем толпы. Она и теперь была уверена, что во время пути Джека в Тайберн станет свидетелем нового его побега. Действительно, был момент, когда всем показалось, что вот-вот произойдет нечто: один из друзей Шепперда, протиснувшись сквозь ряды зрителей и пройдя линию констеблей, приблизился на миг к телеге и шепнул что-то на ухо Джеку. «Сейчас начнется», — решила толпа. К ее сожалению, тот лишь рассмеялся в ответ.

Процессия спустилась вниз по Сноу-хилл, затем проследовала по Флит-стрит, где в уличных вонючих лужах нежились свиньи, пересекла узкий мост и поднялась на Холборн-хилл.

Это был Лондон — шумный, грязный город, с прокопченными стенами домов, узкими, как две капли воды похожими одна на другую улочками, где скрипучие вывески на одной стороне почти касались вывесок на противоположной, с толкотней, выкриками торговцев и мастеровых, с модными лавками и непременными портшезами, в которых чинно восседали хозяева жизни. Лондон с его веселыми ярмарками и рыночной суетней, с деловыми конторами и их надменными служащими. Город, где кареты, телеги, экипажи грохотали по булыжной мостовой, разбрасывая по сторонам грязь, и где всегда под угрозой находился пешеход: горничная могла вылить ему на голову ночной горшок, хозяйка выбрасывала под ноги очистки и мусор, парикмахер стряхивал парик из окна своей лавки и мог покрыть его пудрой, а трубочист запачкать сажей.