Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

А начну с того, как относились к Ибсену и как его оценивали знаменитости. Александра Блока привлекали пьесы Ибсена, и он находил их демоничными и уводящими в туманную даль (в пору проводить параллель: Ибсен и «Незнакомка»). «Новейшие драмы Ибсена, — писал Блок, — обнаружили только, что все его творчество подобно стремительному бурному потоку, в котором много подводных камней… Все творчество его многозначно, все говорит о будущем, о несказанном — и потому соблазнительно».

Луначарский: «Всякий раз, как ощущалась потребность в неясном радикальном течении, Ибсен принимался как пророк такого течения, и даже сама неопределенность его была при этом хороша, ибо она подходила к разным странам, разным группам… нечто роковое и волнующее…»

Корифей русского театрального искусства Станиславский: «Ибсен был для нас одним из тех драматургов, которые помогли нам нащупать правильные пути сценического творчества. Он сыграл для нашего театра ту же роль, что Чехов, Горький, Гауптман».

И в подверстку слов Константина Сергеевича: в репертуаре Художественного театра в 1898–1912 годах количество пьес Ибсена превышало почти всех зарубежных авторов, вместе взятых.

Отрывок из работы Сергея Юрского «Играем Ибсена»:

«Ибсен при жизни, и довольно рано, был признан великим драматургом. Все — и поклонники, и ругатели — сознавали это. Только он сам позволял себе сомневаться в этом. Он шел дорогой своего героя — Бранда. Он шел опасной горной дорогой, где зияют пропасти и скатываются снежные лавины. Но он не был Брандом. Он не был фанатиком веры, он был художником. Как и Бранд, он звал за собой и знал, что за ним идут. В отличие от Бранда, у него было чувство ответственности за тех, кто идет за ним. Путь Бранда прям и лишен сомнений. Цель — прямизна! И жизнь, и смерть равны. Перед тобой пропасть — шагай в пропасть, и пусть идущие сзади шагают за тобой — лишь бы не сбиться с курса. Цель Ибсена — вывести тех, кто идет за ним, туда, где царствует гармония. Различить опасность, обнаружить и, если можно, преодолеть. Отсюда и сомнения в себе самом, в своем праве быть поводырем.

Тридцать тысяч зрителей посмотрели в этом сезоне в Театре имени Моссовета пьесу Ибсена „Гедда Габлер“. Что приходят смотреть зрители 1984 года? Давно не шедшую пьесу великого Ибсена? Постановку? Игру актеров? Красивую декорацию? Судьбу экстравагантной норвежки столетней давности? Просто очередную московскую премьеру? Пусть социологи разберутся, что приводит в театр ежевечерне тысячу с лишним человек. Но вот гаснет свет. Началось действие…» («Вопросы литературы». № 4–1985).

К Юрскому мы еще вернемся. Юрский — актер и режиссер. А вот Венечка, Венедикт Ерофеев — писатель и тоже драматург, ему оказывается был близок норвежский коллега, достигший вершин славы. Будучи студентом педагогического института во Владимире, Ерофеев неоднократно перечитывал пьесы Ибсена, пытаясь отгадать магию их успеха, и написал даже две статьи о его творчестве, предложил их в редакцию «ученых записок Владимирского пединститута», а там Венедикту сказали, что его статьи «методологически никуда не годятся». Статьи эти затерялись и до сих пор, к сожалению, не найдены. Какие-то черновики остались, например, строки, где Ерофеев разбирает ибсеновского героя Бранда и его желание «разбудить души людей от вялого сна». Сам Венечка не любил обезличенных, серых людей. Он ценил индивидуальность, неповторимость в каждом человеке и ему были близки слова Бранда, что основное право любого человека — быть самим собой.

Разбирал Ерофеев и драму Ибсена «Строитель Сольнес». Главный ее герой был симпатичен Венечке, ибо был слаб и одинок. Причиной его гибели стала дама сердца Сольнеса Хильда, «пушистая комсомолка», как назвал ее Венечка. Заклеймил Ерофеев и фру Альвинг из драмы «Привидения», ибо она пренебрегла обязанностями супруги и матери, что было созвучно личной драме Ерофеева.

Кировский поэт Галина Гладких (1952–2006) посвятила стихотворение, в котором сопряжены два имени — Ибсен и Венедикт Ерофеев. Оно малоизвестно и поэтому приведем его полностью: