Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

Шопенгауэр выделяет и третью пружину человеческих поступков: сострадание, которое хочет чужого блага, доходит до благородства и даже до великодушия. Люди остались бы чудовищами, если бы природа не дала им в помощь разуму сострадание. Но, увы, оно не так распространено, как зависть и ненависть. Давно замечено, что сопереживание радости соседа (товарища, коллеги и т. д.) обычно дается человеку трудней, чем сопереживание его неудач. Неудача другого — это тихая радость завистника.

Человеческая судьба, по Шопенгауэру, есть «лишения, горе, плач мука и смерть». Мир — юдоль скорби и страдания — таков лейтмотив всей его философии. Шопенгауэровский афоризм к месту: «Всякое страдание есть не что иное, как неисполненное и пресеченное хотение».

«Жизнь всякого отдельного человека… собственно, всегда трагедия, — такой безрадостный вывод делает Шопенгауэр, — но разобранная в частности, она имеет характер комедии». Этот мир, по Шопенгауэру, еще ужаснее Дантова ада, ибо в нем каждый человек, гоняющийся за своим счастьем, «должен быть дьяволом для другого» («Ад — это другие», — скажет позднее Сартр). В конце концов «дьявол» не что иное, как «персонифицированной воля к жизни», или скажем от себя: счастье одного основывается всегда на несчастии другого.

Что может облегчить страдания? По мнению Шопенгауэра, существуют две вещи, приносящие облегчение. Прежде всего, созерцание чужих страданий. Не какая-нибудь оценка их, которая бы давала возможность помочь страждущим, а просто сочувствие, временно отвлекающее от собственных страданий. Созерцание несчастной судьбы других людей помогает нам легче переносить собственную судьбу, — утверждает Шопенгауэр.

Временное облегчение может принести созерцание произведений искусства. Созерцание приостанавливает действие воли. Погружение в красоту на какое-то время утешает нас. Еще один вывод франкфуртского отшельника. Пример из личной жизни. Когда я приехал во Флоренцию, то шел дождь, ненастная погода портила настроение, в душу закралось отчаяние. Но, всматриваюсь, в полотно Боттичелли «Весна», душа прояснялась и делалось радостнее. Красота красок и линий очаровывала и заставляла забыть об окружающем мире.

Шопенгауэр своеобразно смотрел на историю человечества, считая, что ее периоды (или главы) не отличаются по своему существу друг от друга, а «только именами и хронологией». «Все, о чем повествует история, это в сущности только тяжелый, долгий и смутный кошмар человечества». «Устройство человеческого общества колеблется, как маятник, между двух зол» — деспотизмом и анархией. Применительно к России скажем: или пугачевская вольница с раззором и насилием и смертью, или аракчеевский полицейский намордник. Крайние варианты: Иван Грозный и Иосиф Сталин, и море крови.

В реформы Шопенгауэр не верил, революции презирал и считал, что «никакие конституции и законодательства, никакие паровозы и телеграфы никогда не сделают из жизни чего-нибудь истинно хорошего». Сегодня мы с вами видим, как научно-технический прогресс многое сделал для облегчения труда людей, но сделал ли он их счастливее? — вот в чем вопрос, появилось много всяких технических «штучек», но они не смогли решить человеческие проблемы.

Какой прок от просветителей, реформаторов, гуманистов? — спрашивал Шопенгауэр: «чего добились на самом деле Вольтер, Юм, Кант?» Все их старания — тщетные и бесплодные усилия, ибо «мир — это госпиталь неизлечимых».

Говоря о соотношении веры и знания, Шопенгауэр говорил, что они — вера и знания — «это две чашки весов: чем выше одна, тем ниже другая». Необходимо выбирать: либо-либо. «Кто любит истину, тот ненавидит богов, как в единственном, так в множественном числе».

И вернемся снова к понятию счастья. Тут, как считает Шопенгауэр, многое зависит от темперамента. Один продолжает смеяться там, где другой близок к отчаянию. Один, достигнув девяти целей из десяти, не радуется девяти удачам, а печалится об одной неудаче, другой в одной-единственной удаче находит утешение и радость. Богатые и бедные. У каждого из них свои радости и печали, на этот счет у Шопенгауэра есть следующее рассуждение:

«Подобно тому, как та страна всего счастливее, которая менее нуждается или совсем не нуждается в импорте, так надо это же сказать и о человеке, которому достаточно его внутреннего богатства и который мало чувствует потребности во внешних благах или даже совсем может обойтись без них, ибо подобного рода привозные товары дорого стоят, лишают независимости, вовлекают в опасности, причиняют досады и в конце концов все-таки являются лишь плохой заменой для произведений собственной почвы».

Шопенгауэр стоит на позициях древнегреческого писателя Лукиана «Только в богатстве души настоящее наше богатство; все остальное таит больше печалей в себе».

Вот и Брунгильда в «Кольце Нибелунгов» говорит: «Я покидаю дом желаний…»