«За воротами Болоньи дорога прямо подымается в гору. Убегают от нас холмы, одетые серебристою зеленью масличных рощ, и белые виллы, прячущиеся под тенью кипарисов; земля здесь взволнована, как океан в страшную бурю. Инженер, строивший эту дорогу, вероятно, хотел выказать всю смелость своего воображения: бросил этот неширокий путь по маковкам холмов, по глубоким оврагам, по бедрам крутых гор. Мы не отъехали десяти верст от города, и к нашему дышлу, впереди коней, припрягли четырех огромнейших волов: эти мясные колоссы, с колодками на шее, прошли подле меня, попарно, так кротко, что их можно бы поставить в образец любым супругам… Полчаса подымаемся шагом по крутой дороге, прилепленной к боку горы; спуск,
– волов отпрягли, саженный бич взвился, захлопал – и мы несемся во весь дух – под гору. Слева стеной возвышается верх горы, справа, в двух шагах от экипажа, глубокий овраг, где домики и лошади кажутся игрушечными… Обрывы по сторонам дороги становятся диче, пропасти глубже; горные деревушки и рощи исчезли; нагие скалы столпились и со всех сторон загородили горизонт. Облака опускаются, белыми гирляндами льнут к нагим утесам или летят клочьями пуха наравне с нами… Черная ночь уже лежала в глубине долин; а горы все еще были освещены. Наконец и на вершинах все померкло. Луна встала, золотым щитом повисла между далекими остроконечными верхушками скал. Снова припрягают быков, снова тянемся шагом в гору, до первого спуска…С каждой станции за нами гонятся ребятишки, с своим обычным криком: Carita! (Подай!) Если б каждому просящему здесь давать по одному байоку, то мне, кажется, не с чем было бы воротиться домой. Особенно на англичанина и на русского здесь смотрят как на самую богатую золотую жилу. И немудрено. Здесь все дешево; деньги страшно дороги; и какие деньги: мелкая серебряная монета так стара и истерта, что не имеет уже и половины своей настоящей цены; ни изображений, ни надписей давно на ней нет – различай ее по одной величине…»Остроумно описывает Яковлев и многочисленные в те годы итальянские таможни: