Раскланявшись с публикой, пуделя, болонки и кошки удалились за кулисы, на сцене остались только пудель-доктор и болонка-пациентка, одетая маркизой. Врач очень усердно ухаживал за капризной больной: он ходил пред ней и на задних, и на передних, и на двух левых или на двух правых ногах… Вот маркиза падает в обморок, болонка притворяется мертвой. Бедный врач приходит в беспо-койство, он скачет по сцене уже на всех своих четырех ногах, суетится и, по-видимому, не знает, что и делать: то щупает пульс у больной, то ходит взад и вперед на двух задних ногах, снова наклоняется, снова щупает пульс и наконец безнадежно качает головой. Тут из-за кулис подкрадывается к больной маркизе Земира и кусает ее за хвост. Та, взвизгнув, быстро вскакивает на ноги. Земира громко хохочет и скрывается за кулисы. «Браво! Браво!» — закричала публика и стала вызывать на сцену «собачку-хохотунью». Хозяин вынес Земиру на руках и попросил ее еще раз похохотать вместе со зрителями над «притворщицей маркизой», излечившейся от такого простого средства; причем сконфуженный доктор ворчал и лаял.
После этого продолжались представления: актеры то обедали, то танцевали, то били в барабан или стреляли из пушек. Земира уже не сходила со сцены и громко хохотала при каждой смешной штуке, какие умели выделывать обезьяны.
«Не правда ли, госпожа Земира, как смешно танцует эта пара?» — спрашивал хозяин труппы. Земира хохотала. «Фи, как неприлично падать в танцах»… — Земира снова хохотала, а с ней вместе хохотали и неприхотливые зрители: лакеи, горничные, кучера, прачки или кухарки.
Для заключения спектакля хозяин труппы обыкновенно составлял такой оркестр из всех своих артистов, что публика, закрыв уши, спешила убраться в палатки. Дирижировал оркестром старый «кот мурлыка» с огромными очками на носу. Корви нарочно составлял такой раздирающий душу оркестр, чтобы публика поскорей удалилась.
Стоя у дверей своей парусиновой палатки и приглашая новых зрителей посетить театр, Корви обыкновенно обращался к Земире с таким вопросом: «Не правда ли, моя милая, что в театре можно видеть много смешного?…» Земира взвизгивала, чихала или фыркала, вертела головой и хохотала во всю мочь, как бы желая тем сказать, что при одном только воспоминании об игре четвероногих актеров ее разбирает уже невольный смех. Земира иногда усаживалась у палатки с трубкой в зубах и делала пресмешные гримасы. Само собой разумеется, что все такого рода штучки побуждали разных зевак поскорей развязывать свои кошельки.
Жизнь свою окончила эта замечательная актриса в сыром подвале. Умерла чуть ли не с голоду. Какой-то почитатель ее талантов, сделав чучело из собачьей шкурки, выставил его, как вывеску, в окне своей табачной лавочки, и все, знавшие актрису при ее жизни, сделались постоянными покупателями табака в этой лавочке.
VIII
Собаки знаменитых людей
У многих знаменитых людей были любимые собаки и мы находим их тоже в числе знаменитостей. Назовем некоторых из них.
Скриб, великий драматический писатель, велел вырезать на фронтоне своего загородного дома следующую надпись: «Театр заплатил за это дачное жилище. Благодарю тебя, прохожий: может быть, и ты способствовал этому…» Верди, автор «Риголетто», велел вырезать над дверью своего замка только одно слово: «Лулу», имя собаки. И четвероногий друг его, по прихоти своего хозяина, сделался бессмертным.