Но внутри еще большая давка и уже другой, необычный для этих мест отряд служителей порядка. Они сортируют публику: бесцеремонно оттесняют известного политического деятеля, а иную светскую даму или депутата, напротив, почтительно сопровождают до мест, отведенных им в зале суда. Они широкоплечи, мускулисты, на них плохо сидят взятые напрокат визитки и сюртуки, говорят между собой на корсиканском диалекте, лица их доверия не внушают. Во Дворце правосудия при попустительстве властей распоряжается самая настоящая «преторианская гвардия».[14]
Неслыханно!
— Еще бы! — разлается из толпы чей-то голос — бывшему министру финансов все дозволено, можно завести и частную полицию… Ведь другие министры у пего в руках!
В самом деле, ни для кого не секрет, что этих стражей порядка нанял Чекальди, правая рука и ближайший соратник Жозефа Кайо. Впрочем, Чекальди и не скрывает этого. Вот он стоит посреди своего воинства: шляпа надвинута на глаза, крупный нос, черная борода, угрожающе помахивает тростью.
Появление судей происходит в обстановке, которая больше бы подходила для шумной театральной премьеры. Расфранченная, надушенная публика, смех, оживленная болтовня… Уж не в Опере ли мы?
Господин Альбанель, по слухам добивавшийся председательства на этом суде, теперь словно бы и не рад. Публика, поглощенная светской беседой, не замечает даже, что спектакль уже начался; обсуждается последний скандал в парламенте из-за нехватки вооружения, сногсшибательная коллекция Поля Пуаре, бесспорного, по общему мпепню, законодателя мод, и достоинства новых автомобилей — «рено» с четырьмя дверцами и «клеман-баяр».
Вдруг кто-то спохватывается: "Да ведь они Же здесь!" Зал всколыхнулся, затих. Словно неожиданно поднялся занавес, и зрители увидели, что актеры уже на местах. Тут и председательствующий и оба члена суда, государственный обвинитель Эрбо и два сидящих напротив друг друга адвоката. Гражданского истца представляет господин Шеню, лысоватый, с рыжими усами на суровом лице; защитником выступает господин Лабори, в свое время защищавший Дрейфуса; с тех пор его волосы и остроконечная борода поседели, но царственная, львиная стать сохранилась.
И наконец, главное действующее лицо, та, ради которой, собственно, все и собрались — подсудимая Лириэтта Кайо: платье с глубоким вырезом, убранное тюлем, длинные черные перчатки, черная соломенная шляпка с атласной отделкой и длинным черным же пером. Все это выглядит весьма романтично, театрально, многообещающе. Присутствующие затаили дыхание. По госпожа Кайо старается нe смотреть в зал, где у нее слишком много знакомых, ее красивые серые глаза устремлены на сидящих напротив присяжных: двенадцать безымянных непроницаемых лиц.
Председательствующий откашливается. Ожидают, что он отчеканит: «Подсудимая, встаньте!» Но ничего подобного. Светским топом старого знакомца, не раз сидевшего за обеденным столом рядом с изысканной, обворожительной супругой «господина министра», он вкрадчиво произносит:
— Не соблаговолите ли встать, сударыня?
Аириэтта Кайо встает и хорошо поставленным, хотя и чуть хрипловатым голосом, сохраняя полное спокойствие и самообладание, умно и точно отвечает на вопросы председателя суда. Рассказывает… о счастливом детстве в семье парижских буржуа, о первом браке с писателем Лео Клароттом, об их взаимном непонимании, усугублявшимся с каждым днем. Разводиться не хотели из-за детей. Потом встреча с Жозефом Кайо, страстная, трудная любовь. Он тоже женат. Приходится встречаться тайно. Они обмениваются длинными письмами, В письмах Жозефа Кайо любовные излияния перемежаются с политикой. Вот почему а один прекрасный день он просит ее вернуть их.
— Значит, у него были па то свои основания, господин председатель… Я не стала возражать и отослала назад все письма. Я понимала, как ему важно соблюдать осторожность.
Здесь очаровательная госпожа Кайо делает выразительную паузу. Зал затих. Давненько никто не радовал парижан таким великолепным сюжетом для бульварного романа.
— К несчастью, господин председатель… Голос госпожи Кайо срывается.
— К несчастью, этой Гейдан, этой особе, на которой он тогда был женат, удалось, подделав ключ, вскрыть его бюро и выкрасть оттуда письма. Всему виной она. После того как ей пришлось согласиться на развод, госпожа Гейдан стала предлагать эти письма различным газетам. Она хотела отомстить нам, не могла смириться с тем, что Жозеф Kaйo стал моим мужем. Ей надо было разрушить наше счастье. Наше поистине безмерное счастье, и она своею добилась…
Анриэтта Кайо останавливается, не в силах сдержать волнение. Публика в восхищении. На сиене разыгрывается превосходная буржуазная драма, да к тому же в неплохом исполнении. Даже в театрах на бульварах такое не каждый день увидишь. Председатель Альбанель заметно растроган, он почти ласково обращается к подсудимой: