Знаменитые судебные процессы

Деятельность трибунала продолжалась два года, Из пятнадцати тысяч тамплиеров, находившихся в тюрьмах королевства, перед судом выступил лишь сто тридцать один. Сотни и сотни умерли в темницах, сожжены на кострах, изувечены пытками или вероломно убиты. Некоторых освободили «за при мерное поведение» — они не только признались, но еще и донесли па других. И наконец, очень немногим действительно удалось бежать. Эти уцелевшие укрылись по монастырям других орденов или же отправились за пределы Франции, где множество тамплиеров все еще спокойно живут в своих командорствах и ожидании собора, который решит их участь. Но на это уйдет еще год. Сто сорок епископов, собравшихся 16 октября 1311 года во Вьенне, за пределами королевства, оказались несговорчивыми. Нимало не веря в виновность тамплиеров, запутавшись в бесконечных протоколах, составленных папскими трибуналами, отцы собора единогласно постановили: обвиняемые должны явиться и выступать в свою защиту. Однако папа не поддержал этого решения; более того, он приказал схватить тамплиеров, сумевших, несмотря на его запрет, добраться до Вьенны. Епископы громко выражают свое недовольство, особенно епископы иностранные, которым не надо заискивать перед королем Франции.

Но неожиданное прибытие Филиппа Красивого, сопровождаемого многочисленной армией, охлаждает пыл наиболее смелых. Король тайно встречается и папой и требует, чтобы тот поспешил. Сразу после этого Климент V призывает отцов собора и велит им вынести ордену тамплиеров обвинительный приговор, не заслушивая свидетелей защиты. Большинство епископов, напуганные появлением французских войск, готовы сдаться. Но некоторые твердо стоят па своем. Это тупик.

Лишь 3 апреля 1312 года па заседании собора, открытом Климентом V в присутствии Филиппа Красивого, орден тамплиеров будет распущен своеобразным «декретом» римского первосвященника, буллой «Vox clamantis».[29] Епископы, поставленные перед совершившимся фактом, не станут возражать, Они довольны и тем, что не пришлось высказываться.

Месяцем позже, 2 мая 1312 года, папа уладит Практические вопросы, возникшие в связи с упразднением ордена, в булле «Ad providam Chrisi vicarii»:[30] отныне никто под угрозой отлучения от церкви не имеет права носить орденское одеяние и называться тамплиером. Все имущество ордена будет передано госпитальерам. Итак, орден тамплиеров уничтожен, даже не будучи осужден.

В камере тюрьмы Шатле Жак де Моле не спеша приводит себя в порядок. Он запускает пальцы в бороду, пытаясь ее расчесать, отбрасывает назад длинные мертвенно-белые волосы, оправляет складки плаща, который семь лет не сменялся и стал землистого цвета. Сегодня, когда придется наконец предстать перед судьями, он, конечно, уже не будет похож па тамплиера, однако не хотел бы выглядеть развалиной.

Тюремщик ожидает его на пороге, не говоря ни слова. Бывший магистр немного удивлен этим молчанием. Обычно этот маленький черноволосый человечек наполняет всю камеру раскатами своего певучего голоса. Он родом из Тарба. Жак де Моле не против. Эта болтовня так часто развлекала его.

— Как ты думаешь. Тьерри, прибыл сюда монсеньор папа, чтобы присутствовать на моем процессе? Он ведь обещал выслушать меня сам…

Тюремщик молча стоит, опустив голову, бывший тамплиер продолжает говорить, словно обращаясь к самому себе:

— Нет, его тан не будет! Я его знаю хорошо. Если бы он захотел со мной увидеться, то приказал бы доставить меня в Авиньон. Он хитрец.

Тьерри поднял голову.

— Не надо кощунствовать, мессир магистр.

— Ты прав. Он не хитрец, он трус.

Тюремщик беспокойно переминается с ноги на ногу;

— Надо бы вам поторопиться, мессир магистр, нас давно уже ждут.

— А известно ли тебе, где будет суд? Я полагаю, в епископском дворце?

Человечек в явном замешательстве отводит глаза:

— Нет, мессир магистр, в соборе Парижской богоматери.

Сидя в телеге, увозящей его в собор, Жак де Моле стискивает зубы. Он думал, ничто уже не сможет его взволновать. Но когда ему, еще одетому в орденский плащ, приходится ехать по улицам в этой телеге, слушать насмешки и оскорбления толпы, в нем пробуждается забытое чувство: гнев. Чудовищный гнев, отметающий прочь все страхи, всю накопившуюся усталость и придающий нежданную силу. Он осознает всю глубину своего падения при виде прискорбного зрелища, которое являют собой его товарищи по несчастью — иссохшие, боязливые старички в грязных, заплатанных плащах, головы их подпрыгивают при каждой встряске телеги, плохо держась на тощих птичьих шеях.

— Смелее держитесь, братья! Держитесь смелее, во имя господа бога!