Знаменитые Водолеи

Встреча с Высоцким летом 1967 года стала для Влади всего лишь забавным эпизодом и не предвещала (во всяком случае для нее) в дальнейшем ничего серьезного и многообещающего. Более того, в те дни у Влади было более сильное увлечение, чем русский актер из Москвы. В 1966 году, снимаясь в Румынии во франко-румынском фильме «Мона, безымянная звезда», Влади познакомилась и серьезно увлеклась молодым румынским актером Кристоей Аврамом. В 1968 году он приедет к Влади в Париж, имея, по всей видимости, серьезные намерения жениться на ней (к тому времени Влади была уже дважды разведена). Но молодому актеру не повезло. Он сильно не понравился матери Марины и трем ее сестрам, которые посчитали его пустым и никчемным красавцем. Отношения с Аврамом были разорваны, что стоило Марине сильной депрессии.

Однако, отдаленный от Парижа тысячами километров, Высоцкий обо всем этом не знал и даже не догадывался. Он пишет Влади несколько тайных писем и даже звонит ей в Париж. До их новой встречи остается еще более полугода.

Начало 1968 года запомнилось Высоцкому новым скандалом в театре. 28 января он вышел на сцену в спектакле «Павшие и живые» в пьяном виде и едва не сорвал постановку. Так как подобных случаев за ним числилось уже предостаточно и терпение администрации театра иссякло, было решено положить этому конец. В результате 22 марта приказом по театру Высоцкого уволили с работы по статье 47 КЗоТ РСФСР.

Это увольнение подействовало на Высоцкого отрезвляюще. Кажется, впервые он по-настоящему понял, что период уговоров и угроз закончился и на него всерьез обиделись коллеги по работе. Чтобы вернуть их расположение к себе, Высоцкий в апреле лег на амбулаторное лечение к профессору Рябоконю. Пролежав в больнице несколько недель, актер пришел с повинной к Любимову и попросил вновь принять его в театр. Режиссер, естественно, его простил, поскольку Высоцкий к тому времени уже успел превратиться в кумира либеральной интеллигенции. Разбрасываться такими кадрами для «Таганки», носившей звание флагмана либеральной фронды в советском искусстве, было бы в высшей мере расточительно.

Тем временем в июне новая неприятность обрушилась на голову Высоцкого. В номере газеты «Советская Россия» за 9 июня появилась статья Г. Мушты и А. Бондарюка под названием «Во имя чего поет Высоцкий?». Приведу отрывок из этой статьи:

«Мы очень внимательно прослушали, например, многочисленные записи песен московского артиста В. Высоцкого в авторском исполнении, старались быть беспристрастными. Скажем прямо: песни, которые он поет с эстрады, у нас сомнения не вызывают и не о них мы хотим говорить. Есть у этого актера песни другие, которые он исполняет только для избранных. В них под видом искусства преподносятся обывательщина, пошлость, безнравственность. Высоцкий поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью…

Во имя чего поет Высоцкий? Он сам отвечает на этот вопрос: «ради справедливости и только». Но на поверку оказывается, что эта справедливость – клевета на нашу действительность…».

В дни, когда появилась эта статья, Высоцкий заканчивал очередной курс лечения в больнице. Душевное состояние его было в те дни далеко от благожелательного: жена начала всерьез подозревать его в измене, в народе кто-то усиленно распускал сплетни о его самоубийстве. Может быть, специально подталкивали к этому? Именно в те дни из-под пера Высоцкого выходит песня «Кто кончил жизнь трагически – тот истинный поэт».

Насколько для Высоцкого тот момент был действительно отчаянным, говорит его письмо в ЦК КПСС, датированное 24 июня, в котором он буквально отрекается от своих ранних песен: «…даже мои почитатели осудили эти песни. Ну что же, мне остается только радоваться, ибо я этих песен никогда не пел с эстрады и не пою даже друзьям уже несколько лет».

Эта публикация появилась не случайно, а была ответом оппонентов либералов-державников на все возрастающую славу Высоцкого в роли певца не только социального протеста, но и политического. Причем последнюю свою ипостась Высоцкий искусно маскировал, используя в своих политических песнях «эзопов язык». Например, осенью 1967 года, накануне 50-летия Октябрьской революции, он за одну ночь написал две песни, где предрек… будущий развал СССР. Это были «Песнь о вещем Олеге» и «Песнь о вещей Кассандре». Однако, как говорится, имеющий уши да услышит. Поэтому державники прекрасно разбирались в этом «эзоповом языке» и, не имея возможности говорить об этом публично (цензура зорко следила за тем, чтобы оба лагеря не скатывались до политических обвинений по адресу друг друга), говорили об этом иносказательно. Например, в той же статье «Во имя чего поет Высоцкий?» ее авторы подобным штилем бросили упрек Высоцкому, обвинив его в антирусских настроения. И, судя по всему, они были не далеки от истины.