Знаменитые женщины Московской Руси. XV—XVI века

В трудах современных историков высказывается предположение о том, что именно Софья Фоминична организовала заговор против Ивана Молодого для его устранения, поскольку Леон прибыл в Москву вместе с ее братом Андреем. Но, вероятнее всего, обвинения в ее адрес беспочвенны. Ведь великая княгиня в это время в очередной раз была беременна и старалась держаться как можно дальше от больного княжича.

К тому же в то время не умели лечить камчугу, поэтому заболевшие ею люди часто умирали. Например, от нее скончались сосланные в 1601 г. на Белоозеро князь Б.К. Черкасский и его супруга из рода Романовых^{395}.

Можно предположить, что безвременная кончина Ивана Молодого в очередной раз рассорила Софью Фоминичну с супругом. После рождения 5 августа 1490 г. сына Андрея у нее больше не было детей. Правда, к этому времени великой княгине было уже за 40 лет, а Ивану III и того больше — 50 лет. По меркам того времени он уже считался стариком.

Можно предположить, что, перестав рожать детей, Софья Фоминична начала больше внимания уделять благоустройству великокняжеского дворца, занялась рукоделием и благотворительностью.

К 1493 г. отдельные постройки каменного дворца были уже возведены. Поэтому Софья и Иван III смогли переехать в свои новые покои. Когда весной 1493 г. огромный пожар уничтожил почти все здания в Кремле, их двор за Архангельским собором уцелел. Однако казна великой княгини, находившаяся в подвалах одного из соборов, выгорела^{396}.

Для Софьи это стало большой потерей, поскольку каких-либо других собственных средств у нее не было.

Летом этого же года новый пожар нанес еще более ощутимый удар по великокняжескому имуществу. Сгорели оба дворца: и Ивана III, и Софьи. Вместе с детьми им пришлось спасаться за Яузой и жить в простых крестьянских избах^{397}.

Вернуться в заново отстроенные палаты они смогли только в ноябре 1493 г.^{398}

Большую часть свободного времени у великой княгини стало занимать изготовление церковных пелен и покрывал, украшенных лицевым шитьем, для подарков церквям и монастырям. Для этого под ее руководством была создана мастерская, где трудились девушки-вышивальщицы. Сама Софья занималась их обучением и разрабатывала сюжеты для вышивок. Некоторые из них дошли до наших дней. Например, пелена «Избранные святые и праздники», подаренная Троице-Сергиевому монастырю. На ней была вышита вкладная надпись с именем великой княгини и дата — 1499 г.^{399}

Еще одним вкладом Софьи Фоминичны в Троице-Сергиев монастырь был покров «Распятие». Он символизировал плат, которым был покрыт лик Христа во время положения во гроб. Парным к нему был покров «Агнец Божий». Обе вышивки были сделаны на цветном атласе золотыми и шелковыми нитями с жемчужной отделкой.

Исследователи сделали вывод, что иконография этих вышивок чисто византийская. Кроме того, в них использовался прием, характерный для итальянских вышивок XV в. — поверх изображения были рассыпаны звездочки-крапинки, выполненные золотыми и серебряными нитями. Они символизировали драгоценные камни^{400}.

Еще одним вкладом Софьи в Троице-Сергиев монастырь был поруч с композициями «Благовещение» и «Святые Флор и Лавр». Исследователи предполагают, что Флор и Лавр были изображены в память о благословении Сергием Радонежским князя Дмитрия Донского перед Куликовской битвой, которое состоялось в день их памяти^{401}.

Выбор данного сюжета для вышивки свидетельствует о том, что Софья Фоминична была знакома с некоторыми важными событиями в истории Русского государства.

Занимаясь рукоделием и благотворительностью, великая княгиня, несомненно, постоянно думала и о судьбе трех дочерей, которые уже достигли возраста невест. Об этом она наверняка напоминала и супругу. Однако поиски достойных женихов были сложны, поскольку отпрыски европейских королевских домов имели другое вероисповедание.

Шанс выгодно выдать замуж дочерей появился у Ивана III только тогда, когда в конце января 1489 г. в Москву прибыл посол императора Фридриха III Поппель. Тот предложил в качестве женихов маркграфа Баденского Альбрехта, курфюрста Саксонского Иоганна и маркграфа Бранденбургского Сигизмунда, все они состояли в родстве по линии сестер с императором. Но предварительно посол хотел увидеть великокняжеских дочерей, чтобы убедиться в их красоте^{402}.

Иван III в глубине души, возможно, и счел предложение Поппеля лестным, но на него ответил довольно уклончиво. Он заявил, что при его дворе не принято показывать дочерей без официального сватовства. Маркграфы, по его мнению, были для его дочерей недостаточно знатными, поскольку его прародители состояли «в братстве, в любви и приятельстве» с самими византийскими императорами (Иоанн Палеолог был женат на дочери Василия II). Единственным достойным женихом для княжон, по мнению великого князя, мог быть сын императора Фридриха Максимилиан, к этому времени овдовевший^{403}.