Знаменитые женщины Московской Руси. XV—XVI века

В ноябре 1497 г., посылая письмо к дочери Елене, Иван III даже не упомянул имени ее супруга и не спросил о его здоровье, что было традиционным проявлением вежливости. Он лишь грозно требовал от дочери выполнения его указания: «Я тебе приказывал, чтоб просила мужа о церкви, о панах и паньях греческого закона, и ты просила ли его об этом? Приказывал я к тебе о попе да о боярыне старой, и ты мне отвечала ни то ни се. Тамошних панов и паней греческого закона тебе не дают, а наших у тебя нет: хорошо ли это?»

На это Елена была вынуждена отвечать русскому послу Микуле Ангелову, что о церкви она многократно просила мужа, но тот отказался ее строить под предлогом запрета со стороны римского папы. Относительно представителя православного духовенства княжна написала, что «поп Фома не по мне, а другой поп со мной есть из Вильны, очень хороший. А боярыню как ко мне прислать, как ее держать, как ей с здешними сидеть? Ведь мне не дал князь великий еще ничего, чем кого жаловать; двух-трех пожаловал, а иных я сама жалую. Если бы батюшка хотел, то тогда же боярыню со мной послал; а попов мне кого звать? Сам знаешь, что я на Москве не видала никого. А что батюшка приказывает, будто я наказ его забываю, так бы он себе и на сердце не держал, что мне наказ его забыть: когда меня в животе не будет, тогда отцов наказ забуду. А князь великий меня жалует, о чем ему бью челом, и он жалует, о ком помяну. А вот которая у меня посажена панья, и теперь она уже тишает»^{589}.

Ответ Елены Ивановны свидетельствует о том, что разница с мужем в вероисповедании создавала для нее много проблем. Из-за этого возникали ссоры с Александром, у нее не было окружения из знатных литовских женщин и лиц, которым она могла бы доверять. В чужой стране она оказалось одинокой и постоянно чувствовала к себе со всех сторон враждебное отношение.

Софья Фоминична, видимо, понимала состояние дочери, оказавшейся между двух огней со стороны отца и супруга.

Поэтому своими письмами старалась сгладить напряженную ситуацию. Она спрашивала о здоровье не только самой Елены, но и Александра Казимировича, «как вас Бог милует». Не требовала ответа на острые вопросы о вере. Но ее нейтральная позиция, видимо, не понравилась Ивану III. В конце 1497 г., как известно, между супругами произошел конфликт. После примирения в 1499 г. письма великой княгини к дочери уже полностью повторяли тексты посланий самого Ивана III. По мнению исследователя, это свидетельствовало о том, что переписка Софьи оказалась под контролем великого князя^{590}.

Но Софья Фоминична, видимо, не захотела смириться с тем, что дочь оказалась в Литве в тяжелом положении. Она стала искать виновников сложившейся ситуации и вскоре их нашла.

Изучая «изменное дело» князей Патрикеевых и С. Ряполовского, К.В. Базилевич сделал вывод о том, что причина их опалы была напрямую связана с их участием в переговорах с литовцами об условиях брака княжны Елены и Александра Казимировича. Вероятно, они упустили какие-то важные детали при заключении договора, которые позволили потом великому князю Литовскому активно принуждать супругу к принятию католичества. По мнению исследователя, виновными в тяжелом положении Елены в Литве были признаны также Василий Ромодановский с Михаилом Русалкой, которые сопровождали Елену в Вильно и потом неоднократно ездили к ней послами. Все они были сурово наказаны^{591}.

К.В. Базилевич предположил, что примирение Ивана III с супругой и ее старшим сыном в 1499 г. было сделано не по каким-то внутрисемейным причинам, а для того, чтобы продемонстрировать Александру Казимировичу, что в его семье нет никаких конфликтов. «Наречение Василия Ивановича великим князем при одновременном существовании другого великого князя Дмитрия, а также предоставление ему в “великое княжение” пограничных с Литвой Новгорода и Пскова должно было иметь больше внешнеполитическое, нежели внутреннее значение», — утверждал исследователь^{592}. С этим мнение следует согласиться.

В 1499 г. отношения между Русским государством и Литвой очень обострились. Причиной было стремление Александра Казимировича истребить православную веру на территории своей страны. Об этом стало известно в Москве из тайного письма подьячего Федора Шестакова, находившегося при Елене Ивановне, князю Б.М. Туренину-Оболенскому. Оно было доставлено в Москву 30 мая 1499 г. Подьячий писал, что с помощью смоленского владыки Иосифа Александр принуждал супругу перейти в католичество. Та отвечала, что «без воли осподаря отца своего не может то учинить»^{593}.

Аналогичные сведения сообщил в конце 1499 г. и князь С.И. Вельский, не желавший переходить по воле великого князя Литовского в католичество. Намериваясь сохранить свою православную веру, он попросился на службу в Москву^{594}.

В начале 1500 г. примеру Вельского последовали князья С.И. Можайский и В.И. Шемячич, потомки противников Василия II во время длительного междоусобия середины XV в.^{595}