Сегодня мы с Джеммой ездили в мемориал капитана Кука. Мы постелили матрацы на металлический пол фургона, играли в слова и откровенничали. Игра эта заключается в том, чтобы выбрать какую-нибудь тему, например европейские страны, и по очереди произносить названия, после того как партнер два раза хлопнет в ладоши. Если пропускаешь свою очередь, то должен сделать большой глоток спиртного и в чем-нибудь признаться. Я признался в том, что Джемма мне нравилась еще в шестом классе и я хочу стать знаменитым писателем, а Джемма сказала, что регулярно видит эротические сны, в которых участвует Рутгер Хауэр. Он ей нравится, потому что он очень сильный и производит обманчивое впечатление злодея.
Вернувшись домой, мы продолжили состязания и пошли к Джемме играть в «Эрудита». В какой-то момент мы поспорили по поводу Короля-Солнца Людовика XIV, и я, достав папин справочник Би-би-си, позвонил Магнусу Магнуссону, чтобы узнать правильный ответ. Трубку сняла миссис Магнуссон.
— Не пригласите ли вы к телефону Магнуса? — сказал я.
— А кто его просит? — поинтересовалась миссис Магнуссон.
— Простите, что беспокою вас, но мы тут поспорили о миссис Бленкинсоп — это такая безвкусно одетая библиотекарша, которая выступала в четвертом четвертьфинале в Бристоле в общеобразовательном раунде. Вот я и подумал, может, Магнус разрешит наши разногласия.
— Боюсь, что…
— Это очень важно. Мы бы хотели, чтобы он нас рассудил.
— А почему бы вам не позвонить прямо на Би-би-си?
— Мы бы хотели выслушать личное мнение Магнуса.
— К сожалению, он занят.
— Может, я оставлю свой номер телефона?
Дело кончилось тем, что миссис Магнуссон сама взялась нас рассудить и сказала, что я прав, хотя Джемма и не приняла ее вердикта и заявила, что та просто хотела меня сплавить.
Мама Джеммы бывшая учительница истории, и мы с ней сегодня обсуждали Наполеоновские войны, пока смотрели новости об Ираке, по-прежнему отказывающемся впустить наблюдателей ООН. Ну что, миссис Дрейкот, я ведь не какой-нибудь обычный Том, Дик или Гарри! Она также поинтересовалась тем, как продвигается мой роман, и была приятно удивлена, когда я произнес слово «совершенствование».
Еще я рассказал сегодня Джемме о маме. Хотя совершенно не собирался этого делать. Это произошло, когда мы сидели в фургоне и обсуждали модель Ближнего Востока, сделанную Шоном. Он ее расширил и присоединил к ней Северную Африку на тот случай, если вмешается Турция. Джемма была рада, что я заговорил о маме. Она выслушала меня молча, и лишь потом я заметил, что на глазах у нее слезы, а губы дрожат. «Ох, Джей!» — произнесла она и перекатилась ко мне, так что мы оказались рядом, лежа на животах как сардины в банке.
Первое, что приходит мне в голову, — что-то случилось с Чарли. Потом — с папой. Ведь маме сказали, что с ней все в порядке. Ей целиком удалили желудок, и доктор Мейтланд заявил, что ей ничего не грозит — у нее наступила ремиссия.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Боюсь, у меня плохие новости, — отвечает она.
Мама плачет.
— Я уже говорила тебе, что у меня отекли ноги, — говорит она. — Но теперь у меня еще и живот раздулся. Я была у врача, и он сказал, что процесс возобновился. — Она выдерживает паузу. — Это рак.
Доктор Мейтланд сказал, что отеки могут объясняться проникновением метастазов в печень. Мама говорит, что они собираются сделать анализы, но результаты будут известны не раньше вторника.
— Всего неделя отделяла меня от полного выздоровления, и я так хорошо себя чувствовала, — всхлипывает она. — Еще сегодня утром я сажала луковицы.