Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы

Наконец однажды утром, когда бабушка снова собралась на шоссе и суетливо искала варежки, кои опять куда-то затащил котенок, дедушка Ерофей Кузьмич сказал:

— Сядь! Ты чего, простудиться хочешь? Когда приедет, тогда и приедет. А бегать взад-вперед не надо. Не молоденькая.

И бабушка покорилась, присела, стала расстегивать шубейку.

И вот, только она раскуталась и сняла пуховый платок, на тропинке, ведущей к их домику, среди белоснежных сугробов, появился молодой человек в черной шинели, подпоясанной ремнем с блестящей пряжкой, и в черном же, не по сезону легком картузе. В одной руке он нес чемодан, а другой все время притрагивался к ушам, желая, должно быть, защитить их от ветра.

Дедушка, выглянув в окно, внимательно посмотрел на паренька, однако с места не сдвинулся и бабушке ничего не сказал. Мало ли тут всякого народа появилось в последнее время! Идут и едут тысячи людей. Дело-то вон какое громадное развивается!

В дверь постучали. Бабушка кинулась открывать и в ту же секунду отпрянула, увидев в облаке морозного пара незнакомого молодого человека.

— Полыхаевы тут живут? — спросил молодой человек.

— Петенька! — закричала бабушка и заплакала, засуетилась. — Петенька... Анфисины глаза... Как есть Анфисины...

Помогая внуку раздеваться, снимая с него холодную шинель, она нашла еще, что рот и нос у него отцовский, Васин, и, целуя его в горящие с мороза щеки, продолжала плакать.

А дедушка Ерофей Кузьмич только сказал, чуть нахмурившись :

— Чего это в картузе-то щеголяешь по такой погоде? Шапки нету, что ли? Пропил?

— Что вы, дедушка, я и непьющий вовсе! — улыбнулся Петя. — В фуражке я привык при всякой погоде. Волосы, говорят, лучше растут, когда зимой ходишь в фуражке. А шапка у меня в чемодане...

— Весь в отца, — уже смеялась; утирая слезы, бабушка. — Вася-то ведь был такой же аккуратист и щеголь. Только глаза Анфисины. Ее глаза... Да ты снимай, скорее снимай сапожки-то! Ведь зазяб, наверно, весь зазяб. — И толкнула внука к табуретке, чтобы помочь ему снять сапоги. — Сапоги-то, смотри, прямо как железные сделались на морозе. В валенках бы надо ходить...

— В сапогах как-то легче, веселей. А валенки у меня к чемодану привязаны, — сказал внук и пошел в шерстяных носках по глянцевитому, охрой покрашенному полу.

Бабушка сейчас же усадила его к жарко натопленной печке и стала собирать на стол всякую еду, приготовленную к приезду внука.

— Мы ведь тебя, Петенька, уже вторую неделю ждем, после письма...

Бабушка хлопотала вокруг стола и торопилась, словно боясь опоздать. 4Да уйди ты, дьявол!» — сердилась она на котенка, цеплявшегося за подол.

А дедушка Ерофей Кузьмич молчаливо осматривал внука, не решив еще, должно быть, окончательно, как ему следует относиться к этому, в сущности, мало знакомому пареньку.

— Ведь ты писал, что приедешь к девятнадцатому, а сегодня у нас, гляди, тридцатое, воскресенье, — сказал дедушка и сорвал листок с календаря. — Где же это ты задержался так?

— Видите ли, какое дело, — стал, солидно кашлянув в руку, объяснять внук, — я просился, конечно, в Сталинград, и мне выписали документы. А потом, оказывается, сюда уже послали наших учеников. И товарищ Антонов говорит: «Поезжай в Куйбышев. Это, говорит, тоже великая стройка, и разницы я не вижу. Или, если хочешь, пошлем тебя в Среднюю Азию». Я говорю: (Для меня все-таки есть некоторая разница, потому что Сталинград — мой город, где я родился, и у меня там были отец и мать». Он говорит: (Ты не разводи тут сентиментальности. Мало ли у кого где родители жили, а сейчас мы действуем по плану. И ты не забывай, что ты комсомолец». Я тогда пошел к товарищу Самсонову. Он вызвал к себе Антонова и сказал: «Надо уважить просьбу товарища Полыхаева, и нечего тут дурака валять! Пусть Полыхаев едет в Сталинград». Из-за этого я и задержался. А специальность у меня получается такая, что я свободно мог поехать и в Куйбышев, и в Среднюю Азию, и куда угодно...

— А какая у тебя специальность?

— Приобретаю специальность по бетону.

Этот ответ понравился дедушке. Не «получил специальность», не «имею специальность», а «приобретаю». Вот именно.

Старый каменщик, сложивший за свою жизнь не один десяток домов, он считал, что настоящую специальность приобретают на протяжении всей жизни.

Внук, похоже, неглупый паренек. И деловой.

Дедушка внимательно осмотрел уже застланный белой скатертью и уставленный закусками стол, заметил бутылку наливки и, как всегда, строго сказал бабушке:

— Ты для чего это, Надея, наливку-то поставила? Кто ее тут пить будет? А? Ты нам лучше белой хотя бы пол-литровочку достань... Как мужчинам...

— Пожалуйста, — сказала бабушка. — Но ты ведь, Ерофей Кузьмич, не пьешь, и Петеньке, пожалуй, еще рановато. ..

— Ничего, — сказал дедушка, — со свиданием можно. И тем более с морозца.

Из угловой комнаты вышли две молоденькие девушки, жилички Полыхаевых. Геодезистки.

Это бабушка их вызвала, чтобы познакомить с внуком.

Здороваясь с ним, одна девушка назвала себя Верой, другая — Галей.

А он, протягивая им руку, назвался солидно, как положено взрослому мужчине, по фамилии:

— Полыхаев.