Читаем Знаменитый универсант Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Страницы жизни полностью

Когда мы, будучи школьницами старших классов, а потом студентками вузов, приходили к нему на день рождения, то опрятность его крошечной комнатки удивляла. Нас, девочек, было пятеро, выбрала нас Рива.

Кстати, о комнате он говаривал: «А хорошо, что она такая маленькая; когда ослепну, без труда отыщу любую вещь». Как-то остались мы с ним вдвоем, другие, скорее всего, вышли на кухню, в коридор. Он спросил меня, зная, что я на последних курсах медицинского института, спокойно и печально: «Как лечат эмфизему?» Ему поставлен такой диагноз, он стал задыхаться. Я ответила так, как нас учили. Еще он сказал, что слепота неизбежна и он готов к этому, но не представляет жизни без чтения, да и писать необходимо. Впрочем, писать можно и под диктовку... Я впервые осознала, как тяжело ему и как он одинок. Мы всегда его воспринимали как наставника - он был самым умным, самым сильным. Возраста его мы не замечали. Бодрый, крепкий, подвижный. Мы обошли с ним весь город, ходили в театры, музеи, выезжали на острова. А ведь ему было за 70 лет. Как у него хватало сил пускаться в длительные поездки с выводком весьма резвых девчушек, хоть и очень послушных, дисциплинированных? Не помню, чтобы он рассказывал о друзьях-товарищах. О сыне и его семье вспоминал с раздражением и болью. Приближалась не только слепота. «Старость не радость, а большое свинство», - именно эта поговорка В. Н. упоминалась уже давно. Со старостью приходили болезни и беспомощность. К смерти он относился философски, но остальное... Пожалуй, смерть от несчастного случая стала для него благом. Однажды, у себя дома, за праздничным столом, поведал нам любовную историю. На каком-то приеме в далекие годы он обратил внимание на женщину ослепительной красоты. Это была любовь с первого взгляда - сильное, похожее на наваждение чувство. Планы работ, поездок сорвались. Роман был недолгим - по вине той женщины. Я не хочу касаться некоторых тонких моментов. И вот, рассказывая, В. Н. заметно волновался. Прошлой осенью в «Пассаже» он увидел в отделе мужской галантереи продавщицу, как две капли похожую на ту роковую женщину. Он растерялся, забыл, за чем пришел, она же, видя его смущение, была внимательна и ласкова. Наконец, необходимый предмет был выбран. В. Н. по возвращении из магазина места себе не находил. Через несколько дней он пришел туда снова, но ничего не покупал, любовался дамой издали и не мог отвести глаз. Однажды осмелился подарить ей цветы. Потом она исчезла, сказали, что ушла в другой магазин, «пропала, будто вовсе не бывало...».

Не хочется, характеризуя его личность, наводить хрестоматийный глянец. Было много суровости, жесткости, требовательности. По-видимому, это шло из прошлых лет, из его опыта в ШКИД и с прочими трудными детьми. Кроме того, он прошел через жуткий прессинг идеологических проверок, взысканий, ревизий. Эти «пыточные» документы разыскала недавно Рива.

Но мы-то были нетрудными, послушными, даже покорными, кроткими. Мы пережили войну, выжили и были благодарны за все. Всюду висели лозунги - белым по красному: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». И мы благодарили, хоть детство было тяжелым, бедным, но не безрадостным.

Тепла и ласки у В. Н. было маловато. Он обладал изысканно литературной речью, очень богатой. И вот в ней без какого-либо противоречия с «высоким штилем» находились слова обидные, уничижительные, ранящие Риву, нашу первую ученицу, круглую отличницу. Он очень любил ее, она была умна, усердна, но спрашивал с нее строже и жестче, чем с остальных, по самому большому счету. К ученицам с плохой успеваемостью, особенно из неблагополучных семей, мягкости и снисхождения было больше. По вниманию к себе «последние были первыми».

А что касается нравственных ценностей - то планка была столь высока! Нет, он не культивировал в нас тщеславие, честолюбие, не настраивал на какие-то сверхдостижения. Правда, часто повторял: главное в жизни человека - цель. Цель, по его понятиям, не карьера. Карьеризм был словом ругательным. С карьерой шли об руку искательство, протекции, компромиссы, а то и подлость. А В. Н. в любом деле требовал самоотверженного служения, чистоты помы слов, подвижничества, «обиды не страшась, не требуя венца...» Так мы жили и работали, знания помогали, а высокие принципы не сделали жизнь легче.

Если бы жизнь нашего учителя выпала в другое время, к нему обязательно пришли бы и признание, и слава. Но «времена не выбирают, в них живут и умирают».

О себе: Леонтьева Арина Михайловна (в школе - Шнитина) закончила 233-ю женскую школу в 1954 году. Затем училась и окончила Ленинградский 1-й медицинский институт. Всегда работала практикующим врачом-фтизиатром. В настоящее время на пенсии. Живу вместе с сыном Михаилом и его семьей. Помогаю воспитывать внучку Сонечку.

Личная тетрадь Г. Григорьевой - ученицы В. Н. Сорока-Росинского в 1948-1951 гг.

Характеристика Шнитиной Ирины (Леонтьевой Арины), написанная классным руководителем В. Н. Сорока-Росинским. 8 июня 1950 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы