Знаменка (СИ)

- Он не встанет на ноги к этому времени. Недели две минимум, – подполковник приподнялся и вернул лист Фамилину.

- Ну, приказ его дождется, – генерал принял документ и вернул его в красную папку. – Встанет в строй, тогда при всех и выкажем ему честь. Под новый год подарочек такой... Ладно. Иди работать.

- Есть. – Сезонов развернулся в кресле и вышел из-за стола.

- За тобой – контроль состояния Власова, каждый день. – Фамилин поднял на него глаза.

Подполковник молча кивнул.

5.

Компрессионная повязка вокруг головы неприятно давила на затылок – прямо на твердую шишку, которая никак не желала заживать. Вечно хотелось расчесать ее, да только к одной руке всегда протянута катетерная трубка, а другая, вывихнутая, еще продолжает ныть и гудеть, когда совершаешь любое движение даже несмотря на то, что она в гипсе.

- В общем не справился я. Провалился, – вздохнул Власов после описаний событий, приведших его сперва на операционный стол, затем – в палату.

- Ты выполнил задачу поважнее: жив остался,– кивнул Сезонов. – А с этим твоим «гончим» разберутся: его поймали, скрыться быстро не удалось, обрабатывают граждане с Лубянки.

- Серьезный тип?

- Сам он нет, первый месяц промышлял, причем ловко и споро. Но выдал своих нанимателей. А те граждане гораздо серьезнее. Нашли на них дельце, которое было за давностью лет и за которое уже ответили. Сейчас повторно начали тем же заниматься. Ты стал невольным свидетелем злонамерений одного из членов этой группировки. Через одного этого парня расстроил план всей банде.

- ЧГП что?

- Лечись, говорит.

Было большое желание раскрыть капитану секрет прямо сейчас, но Сезонов пообещал Фамилину ни в каком виде не намекать Власову на его повышение.

- Да я хоть завтра выйду, честно. Не на две же недели или больше! У меня так-то куча поводов выписаться раньше!

- Вот и наоборот: ради своих поводов оставайся здесь и поправляйся не торопясь, – Сезонов кивнул капитану и поднялся со стула, придерживая на плечах тканевый халат для посетителей. – Мне пора. Тем более твои скоро придут. Всего хорошего, Юр. Выздоравливай.

- До свидания, ВалерИгорич.

В дверях, прямо на выходе из палаты Сезонов столкнулся лицом к лицу с Ксенией. Мимо взрослых, просочившись между ними, в палату вбежали Заринка с Павликом и с обеих сторон прилипли к Власову, навалившись на него.

- Дети, дети, ну-ка, слезьте, у папы больной организм, нужен щадящий режим, – просипел Власов. Ноющая боль, пульсируя в поврежденной руке и вдоль спины, волной прошла по всему телу и затухала медленно.

- Папа, ты как? Мама сказала, ты был в опасности! – девочка во все глаза смотрела на капитана, не понимая, как и откуда на нем взялись царапины, шишки и переломы.

- У папы всё болит, потому что папа пытался остановить преступника, – произнес Власов, виновато взглянув на вошедшую в палату Ксению.

- Ты поймал его? – Павлик переместил ладошки с плеча папы на одеяло.

- Помогли друзья, – капитан открыто и искренне смотрел на Ксению ровно как в те минуты, когда умолял ее понять и принять его выбор, от которого он не думает отказаться.

- Власов, Власов. Вечно ты такой… – она покачала головой.

Больше Ксения не могла ничего сказать. Хотела, но не могла. Зачем? Она про себя благодарит небо и врачей, что сохранили Власову жизнь. Его характер с ним так и останется до конца жизни – перевоспитать такого человека, как Юра, невозможно: временами упрямый, порой уступчивый, среднее арифметическое – действует по зову сердца, синхронизируя его с мозгом.

- Я знаю, что́ ты думаешь, – прошептал Власов Ксении. – Мне глупо извиняться перед тобой.

- Абсолютно глупо, – женщина слабо кивнула. – Это твой выбор, твой поступок. Мы тут ни при чем.

Ни при чем. Конечно, нет. Это он сам, не задумываясь о последствиях, сиюминутно бросается туда, где требуется помощь, где нужно обезвредить источник опасности. Он присягу давал – защищать и охранять. Да, сегодня Ксюня и дети могли его навсегда потерять, но… но ведь этого не произошло? Иных последствий, как всё оборачивается благополучно, и быть не могло – в этом Власов старался каждый раз уверять себя и не думал обратное.

Всё равно чувствуется какая-то вина перед близкими ему людьми, что ли. Что-то гложет. Необъяснимая, невидимая и неведомая причина. И чтобы от этой тревоги избавиться, нужно укрыться и укутаться, как махровым теплым одеялом, позитивными эмоциями.

- Я встаю на ноги – и мы идем на самую лучшую на свете прогулку, на которой я вам покупаю всё, что захотите, – пообещал детям Власов, погладив каждого по макушке. Заринка и Павлик, переглянувшись, расплылись в широкой улыбке и обернулись на маму.

- Ты как добрый волшебник и сказочный мечтатель, – улыбнулась Ксения. – Ты отцу звонил?

- Нет… – тихо произнес капитан и, увидев ее движение, как она снимает блокировку экрана своего смартфона, заговорил быстрее, включив в голос недовольство: – Ксюх, ну ты что, а, ну, зачем, не буду я ему звонить, он примчится, устроит допрос с пристрастием, причем ведь всем!

- Ты обязан ему позвонить.