Знаменосцы

— Черныш! — вдруг послышался из толпы голос Сагайды. — Черныш!

Его осторожно положили на цементный пол.

Подошел Казаков, который тоже забился сюда. Теперь перед Казаковым лежал уже не тот молоденький чистенький офицер, какого он встретил впервые на пограничной переправе. Брюки Черныша были вымазаны грязью, подошва на одном сапоге отстала, погоны смялись, слиняли за это время… А черный густой чуб отрос, и на верхней твердой губе пробились темные усики.

Товарищи перевязывали Черныша, разрывая свои измазанные пакеты, которые месяцами носили в карманах.

Черныш лежал без сознания. Он был ранен не только в голову, но и в бок. Пока с ним возились, бойцы один за другим выскакивали из дома и бежали через двор. Некоторым удавалось прорваться между взрывами мин, иные исчезали в клубах дыма, и клочья одежды летели вверх вместе с дымом и брызгами грязи. А когда двое упали, корчась, уже на самих ступенях, больше никто не рисковал выбегать из дома. Слева, где-то совсем близко, зашел бронетранспортер и прошивал двор. Страшное слово метнулось среди бойцов:

— Окружены!!!

Сагайда приподнялся, шагнул через ноги Черныша.

— Что такое? Что?

— О-кру-же-ны.

Он инстинктивно рванулся к выходу, но порог загородили раненые, которые ползли со двора внутрь, оставляя дорожки крови на ступенях.

Двор уже опустел. Лишь кое-где еще стонали раненые. Шум стихал, удаляясь.

Сагайда встревоженно окинул глазами присутствующих и встретился взглядом с Сиверцевым, знакомым лейтенантом с батареи. Сиверцев смотрел на него так, что Сагайда сразу поверил: да, это было оно, то самое, чего каждый из них боялся. Железное кольцо сомкнулось.

Бойцы, притихшие и настороженные, остро следили за каждым движением Сагайды. Не глядя на них, Сагайда видел их глаза, полные вопросов, ищущие надежды, и чувствовал — большая, доселе неведомая ответственность ложится на его плечи всей своей тяжестью. Его пригибала эта тяжесть.

— Что ж, — сказал Сагайда, выпрямляясь, — что ж…

Плечи его поднялись. Напротив стоял с ручным пулеметом высокий пожилой боец. Щеки у него глубоко запали, так что кости натянули кожу.

— Пулемет исправный? — спросил Сагайда.

— А что? — глянул боец исподлобья. Руки у него были в засохшей грязи, словно наждак.

— Исправный, спрашиваю?

— Ну, исправный…

— Не нукай, — не поедешь! Ложитесь тут, на дверях.

— Я не из вашего батальона…

— Ложись!

— Не кричи! — спокойно поднял голову боец. — Страшнее видели — не испугались. А тут мы сейчас… все одинаковы!

Темная кровь ударила Сагайде в лицо.

Он четким шагом подошел к бойцу вплотную и, едва сдерживаясь, проговорил:

— Я приказываю!

— Своим приказывай…

Не успел боец закончить, как Сагайда коротким ударом сбил его с ног.

— Ложись!!!

Боец, не поднимаясь, молча пополз к дверям и начал с привычностью профессионала устанавливать пулемет на пороге.

— Второй номер!

— Я.

— Давай сюда!

Казаков тоже выступил вперед, обращаясь к Сагайде с какой-то подчеркнутой официальной почтительностью.

— Товарищ гвардии лейтенант! Тут наиболее опасно! Разрешите и мне стать на дверях!

— Становись.

Выставив охрану в дверях, Сагайда осмотрел внимательно весь дом, подсчитал оружие, бойцов и боеприпасы. Чем больше он занимался этим делом, тем больше росла в нем уверенность, и положение начинало казаться не таким безнадежным.

Сагайда выставлял посты возле окон, возле каждой дыры, откуда можно было вести огонь и наблюдать. Инструктировал при этом бойцов детально, как наряд на разводе. И бойцы успокаивались, будто и в самом деле тли в гарнизонный наряд. Незнакомые, из других подразделений, они уже выполняли волю Сагайды без слов и обращались к нему с большим уважением, словно к начальнику караула. Смотрели на него с готовностью и скрытой надеждой, будто он сосредоточил в себе отныне их спасение.

Большинство бойцов собралось в многооконном зале второго этажа. Отсюда можно было обстреливать значительную часть двора, на который уже вошли бронетранспортеры и обступили дом, словно конвоиры.

Внизу, под самыми окнами, послышался шум чужих голосов.

— Русс, сдавайся! — донеслось оттуда в разбитые окна. — Сдавайся, мы не будем убивать!

А увидав в окне бойца-казаха, закудахтали, загикали:

— Монголия! Азия!

— Русс, сдавайся!

— Гранатами! — скомандовал Сагайда бойцам, что стояли напротив окон. — Русс никогда не сдается.

Бойцы, пряча головы, высунули одни только руки а опустили гранаты.

Внизу грохнуло, заревело и долго после стонало: о-о-о!

Потом и это затихло, оттуда никто больше не звал. Пулеметы резанули по всем окнам.