Знамя, 2008 № 07

Хорошо посидели. Кременецкий с Пичхадзе говорили между собой, потом перешли в другую комнату. Иона слышал, как читали на еврейском Тору или еще другое священное, по тону было ясно. Старшие женщины между собой что-то обсуждали. А Иона с Софочкой перекинулся парой слов насчет передать соли. И все.

Иона под конец вроде сделал предложение, чтобы всем потанцевать, но ответа не получил.

Софочкина мамаша кривовато улыбнулась:

- Мы уже старые, а у Софочки от музыки и так голова кругом идет от шума - она музыкальный работник в пионерском доме.

В понедельник, не в свою смену, Пичхадзе пришел в “Националь” и пальцем поманил Иону в глубину гардероба.

- Ну, Иона, ты сильно понравился Софочке. Но еще главнее, ты понравился маме Кременецкой. Она в семье играет главную дудку. Ну как, рад?

- Конечно, рад. Скрывать не буду. И Софочка мне понравилась. Интересная девушка. Что дальше?

- А дальше то, что я прежде не выяснил у тебя главный вопрос. А теперь меня Хана Гедальевна спрашивает. Ты мне прямо скажи, Иона, ты обрезанный?

Иона засмеялся:

- Ой, не могу! Да не обрезанный я! Не беспокойтесь! Я ж советский человек. Это вы для анекдота спрашиваете?

- Ну тогда, ингеле, тебе от ворот поворот на первом шагу. Хана Гедальевна согласна только на обрезанного. Ей нужен настоящий еврей. У них семья такая, что ой-ой-ой на этот счет. Извини, моя вина. Нужно было про это сначала спросить.

Иона разозлился:

- Настоящий еврей! А я что, подделочный? У меня в паспорте написано.

Пичхадзе делает ему пальцем предупредительный знак:

- Ты тут не кричи. Хочешь, спрошу - если ты сейчас обрежешься, они тебя возьмут?

Иона оскорбился:

- Да я и говорить с ними не желаю! Ни на какой почве. Где видано, чтобы человеку условия ставили в подобном роде! Спасибо, конечно, но я обойдусь как есть. Без обрезания. Мне смешно, и только потому не обижаюсь. Бывают всякие люди. А вам насчет еврейства вообще стыдно рассуждать. У вас фамилия грузинская, и в паспорте записано, что грузин, а вы меня черт знает чем попрекаете.

Пичхадзе стал пунцовый:

- Ты щенок, мои предки эту фамилию носили испокон веков, а что у меня в паспорте записано - не твое дело! Я на паспорт плюю! Если тебе интересно. А на это дело не плюнешь, - и он ткнул пальцем себе в штаны. - У меня дед был раввином в Кутаиси. А я тут пальто всем раздаю. Я бы, может, тоже раввином был, если бы меня спросили.

Иона испугался, что старика удар хватит от наплыва воспоминаний.

Примерно через месяц в ресторан пришла Софочка. С подружкой - часов в двенадцать, когда обычно сходились перекусить, кофе и чай с пирожными.

Иона с Софочки снимал пальто, так чуть в обморок не упал от ее духов.

Софочка тихо поздоровалась с ним. И выходило по всем приметам, что она именно на него посмотреть и явилась. Потихоньку толкала подружку в бок и стреляла глазами в направлении Ионы.

Только тогда Иона обнаружил у Софочки большой недостаток - перекос с левого боку. Ступня идет внутрь, хоть ты что. Отсюда - хромота и перевалка в походке.

Иона сначала разозлился: хотели подсунуть кривобокую. А потом сам себя застыдил: она кривобокая, а ты кто? Она женщина, страдает от своего ущерба, может, плачет по ночам. Ей любви хочется, человеческой ласки, тем более мужского внимания. Обидно только, что его заранее не предупредили, не понадеялись на понимание с его стороны.

Так ли, сяк ли, через некоторое время Пичхадзе снова выступил связным:

- Иона, я с тобой должен поговорить по поручению Ханы Гедальевны.

Иона с улыбочкой:

- Ну, что еще отрезать надо?

- Брось ерунду городить. Она просит с Софочкой не встречаться, если Софочка пойдет с тобой на сближение. Она девочка своенравная, может и сама инициативу проявить. Как, еще не было ничего такого?

- Нет. Ничего не было. С того самого дня и не виделись, - Иона почему-то не признался в нечаянном свидании.

Как-то под вечер в воскресенье на Якиманке Иона встретил Конникова. Не виделись несколько лет. Иона давно забросил старую обиду. Кинулся к Василию Степановичу:

- Это ж сколько лет, сколько зим!

Конников вроде не обрадовался:

- Ёнька! Чего орешь? Здоровый? А я думал, ты загнулся.

- Что вы, Василий Степанович! Я теперь хорошо живу. Работаю в “Национале” гардеробщиком-швейцаром.

- Тоже мне, гордость. А я вот прогуляться вышел. Давай до “Ударника”, там в скверике посидим.

Шли молча и сидели молча. Смотрели на людей - лето, хорошая погода.

Первый заговорил Конников:

- Мясная-Бульварная теперь Талалихина. Не знал?

- Не знал. Я газет не читаю, радио не слушаю. Хорошо, что в честь героя назвали.

- Хорошо. Вот так, Ёнька, один таран - и вечная слава. А я с комбината уволился. Прижало, двинуться не давали, я и ушел. Теперь на новой работе. В такси. Денег хватает. Людей вижу. А то раньше мясо да мясо. Аж в глазах кровило.

- Да, это хорошо. Я тоже по преимуществу с людьми. Я бы в такси с удовольствием пошел, но меня не возьмут - тяжелая инвалидность. Мне рекомендована легкая работа, - вздохнул Иона, не зная, как еще поддержать беседу.