Знамя на холме (Командир дивизии)

На КП ожидало комдива много людей. Он прежде всего прочитал шифровку из штаба армии и в соответствии с нею отдал ряд приказаний. Потом принял дивизионного интенданта с докладом об обеспечении частей продовольствием. Шагая из угла в угол и потирая озябшие руки, комдив внимательно слушал. Подойдя к окну, он просмотрел отчетную таблицу, отметив про себя, что лавровый лист имеется на складах полков. Отпуская интенданта, он приказал лично проследить за тем, чтобы табак сегодня был доставлен в подразделения. Затем он вызвал начальника санитарной части, и в эту минуту на КП появился капитан Подласкин. Еще ночью его батальон вышел из окружения.

Сутулый, как многие очень высокие люди, костлявый, похожий на знаменитого ламанчского рыцаря, капитан успел даже побриться. Но его длинное лицо с большим носом над желтоватыми усами было землисто-вишневым, и отмороженная кожа пузырилась на скулах. Богданов, радостно улыбаясь, пожал обеими руками ледяную руку командира батальона и предложил ему сесть. Кто-то подал стул, и Подласкин осторожно опустился на него, не откидываясь на спинку. На морозе он потерял голос и докладывал медленным, трудным шопотом. Офицеры штаба слушали, толпясь вокруг стола. Когда Подласкин упомянул о ефрейторе Беляевой, комдив перебил его:

— Геройская девушка… У тебя все такие? — и рассказал капитану о том, как погибла его разведчица.

— Геройская девушка! — прошептал, помолчав, Подласкин.

Он знал о доблести людей так много, что, казалось — ничто не могло удивить его или растрогать. Но он был старым воином и поэтому испытал то особое скупое чувство солдатского уважения, которое драгоценно, как орден. Оно бывает похоже на память о долго проживших и много поработавших на своем веку людях, сполна заплативших по всем долгам. К нему примешивается гордость за товарища и новая, свежая ненависть к врагу.

— Чудесная девушка! — сказал Богданов задумчиво и негрустно.

Командиры, стоявшие вокруг, согласились с ним.

— Давно она у тебя служила?

— Нет, пришла с пополнением.

— Ну, давай дальше, — сказал комдив.

— Так и держались, товарищ полковник: отбивали по десять атак на день… А об условиях вам Беляева, докладывала.

— Да, она тут подробно говорила, — сказал Богданов.

Он распорядился о размещении батальона на отдых и приказал представить списки отличившихся для награждения.

— Баньку истопите обязательно, — напомнил комдив.

— Так точно, — сказал Подласкин, и его отмороженное лицо сложилось в робкую улыбку при мысли об этом нехитром наслаждении.

Богданов встал, и следом поднялся командир батальона.

— Спасибо, капитан! — громко и строго сказал полковник.

Подласкин почему-то отступил на шаг, вытянул руки по швам и, силясь ответить так же громко, сказал неистовым шопотом:

— Служу Советскому Союзу!

По уходе капитана Богданов еще работал некоторое время. Он и его помощники были очень утомлены, поэтому почти не говорили о вчерашней победе. Коротко доложив и выслушав приказ, люди уходили делать то, что стало важным и необходимым сегодня. Их отношение к комдиву наружно не изменилось, но во взглядах, обращенных на полковника, даже в удовольствии, с которым люди выполняли его приказы, было заметно то новое, что сопутствовало теперь Богданову в мнении окружающих. Казалось, с минуты, когда комдив не посчитался с усталостью людей, он приобрел их доверие. Но и самому полковнику все это стало понятно позднее, так как думать сейчас о чем-либо, не относящемся непосредственно к новой боевой задаче, он не мог.

Последним в комнате остался подполковник Веснин. Штаб дивизии, по приказу Богданова, уже перебрался вперед, ближе к фронту, ушедшему на запад, и подполковник торопился ехать на новое место. Он как будто еще похудел за последние сутки, и в его неестественной оживленности наступали частые паузы, минуты странной неподвижности, когда Веснин как будто засыпал, не закрывая глаз.

— Отдыхайте, Александр Аркадьевич, — сказал Богданов. — Кончим на этом.

— Слушаю… Благодарю вас! — сказал Веснин взволнованно.

Ни он, ни Богданов не вспоминали вслух о том, что произошло между ними вчера, хотя, разумеется, ничего не забыли. Комдив не предполагал менять своего начальника штаба, потому что считал его знающим, полезным помощником. Но в отношении полковника к Веснину была заметна легкая усмешка, возникающая от сознания собственного успеха. Даже физическое утомление Веснина не вызывало у комдива участия, так как со своей усталостью он справился.

Прощаясь с начальником штаба, Богданов почувствовал сильное искушение посвятить его в подробности состоявшегося рано утром разговора с командармом.

В связи с продвижением дивизии Богданова на всем участке армии обозначился поворот в обстановке, и генерал-лейтенант был щедр на высокие похвалы. Но и это невинное торжество комдив отложил до другого раза.

Веснин горячо пожал протянутую ему руку. Он все время боялся упоминания о несчастных советах, данных им вчера, и был благодарен за деликатное молчание.