Читаем Знамя над рейхстагом полностью

Санитары унесли Алексеева. Мы двинулись дальше. Поднялись на вершину холма. Отсюда открывался вид на занятую противником местность. Хорошо просматривались перелески и овраги, неглубокая река Берзе и мост через нее, который нам пока так и не удалось взять. Все это было бы очень красиво и радовало бы глаз, если б не сознание, что и перелески и оврага - это укрепленные позиции, рубежи обороны, за которые еще предстояла кровопролитная борьба.

Я побрел назад, на свой НП. Несмотря на то что и этот бой был выигран, чувство огорчения не покидала меня - перед глазами стояло окровавленное галифе Алексеева. Неужели и с ним придется расстаться? Я успел очень привязаться к этому немолодому, энергичному подполковнику.

В прошлом Павел Денисович был политработником. И наверное, очень хорошим. Любовь к людям была одной из самых ярких черт его натуры. Добрый, заботливый, отзывчивый, вежливый - все эти эпитеты подходили к нему безо всяких оговорок. В то же время ему не была свойственна "болезнь" некоторых офицеров, недавно перешедших с политической работы на командную, стремление обстоятельно объяснять и убеждать там, где надо коротко и строго приказать, навести твердой рукой порядок. В тактическом отношении Алексеев не уступал старым, опытным строевым командирам. Это был человек трезвого, аналитического ума.

Единственным его недостатком была неспособность сдержать себя в горячую минуту боя, устоять перед искушением появиться впереди, в боевых порядках. Но война есть война, и кто из нас не грешил этим? И вот поди ж ты, в самые критические минуты оставался он цел и невредим, а единственный осколок нашел его тогда, когда рисковал он не больше, чем все мы, шедшие рядом с ним...

Навстречу нам попались артиллеристы. По приказанию Гончарова два дивизиона перебрасывались вперед, чтобы окончательно закрепить победу и удержать захваченную высоту. С соседнего холма спустился командир 207-й дивизии. Она тоже добилась успеха.

- Ну и жарко сегодня было! - заговорил Порхачев. - Я не думал выбраться со своего энпе. Спасибо за помощь.

- Что вы, Александр Васильевич, какая там помощь. Одним ведь курсом движемся. Я уж, как моряк, заговорил - сегодня с матросами дело иметь пришлось. Убегать они умеют не хуже пехоты.

- Я видел вашего комбата, Василий Митрофанович. Такой чернявый, в кубанке. Молодец! Большой храбрости человек. Шел впереди цепи. Вокруг него бойцы падают, а он хоть бы что.

- В кубанке? Это Хачатуров. Он с кубанкой и летом не расстается. Отчаянный комбат. Даже слишком отчаянный - все вперед да вперед лезет.

- Что, не нравится? Ну, отдайте его мне. Я с распростертыми объятиями приму.

- Ну уж нет, - рассмеялся я. - Хачатурова? Ни за что...

На наблюдательном пункте я узнал, что рана у Алексеева признана врачами довольно тяжелой и его будут отправлять в тыл. Предчувствие не обмануло меня - и с этим командиром полка приходилось расставаться.

Бой в полосе дивизии не утихал. Но главного мы все же добились: не допустили прорыва противника в тыл ни на левом фланге, ни на стыке двух дивизий. Такую оценку наших действий дал и штаб армии.

На НП мы вернулись во второй половине дня. Во рту у нас ничего не было с самого утра. После пережитого напряжения и волнений аппетит у всех был волчий. Заботу о нашем пропитании взял на себя неутомимый Костя Горошков.

- Я мигом на капе смотаюсь, - сказал он, - одна нога здесь, другая там. Принесу вам покушать горячего.

- Ну давай, только осторожнее будь, - отпустил я его. - Стреляет ведь немец.

- Ничего, мы привычные, товарищ полковник. - И он отправился в путь.

До командного пункта было три километра. Костя быстро добрался туда. Разогреть обед было для Блинника делом недолгим. Нагрузившись термосами, они двинулись к НП...

Я никогда не забуду, как в нашем блиндаже появился Моисей Блинник. Был он бледен, тяжело отдувался, глаза лихорадочно горели. Он поставил на пол ношу и остался стоять. Чуя недоброе, Курбатов спросил сдавленным голосом:

- А где же Горошек?

- Костя убит, - коротко ответил повар.

- И ты его бросил?

Блинник молчал. Потом начал сбивчиво рассказывать, как они благополучно миновали большую часть пути и уже недалеко от НП попали под артиллерийский обстрел. Дело было на опушке леса. Поблизости виднелся ход сообщения. Они бросились к нему. Но тут ударили неприятельские минометы. Блинник успел прыгнуть в траншею, а Костя нет. Осколки мины рубанули его по спине. Он упал и больше не поднялся. Так окончил свой солдатский путь Константин Горошков - верный и преданный ординарец, добрый, заботливый человек...

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное