Читаем Знамя над рейхстагом полностью

Большую часть этого дня я провел в отбитом у противника трамвайном парке. Здесь благодаря толстым кирпичным стенам депо и служебных построек было довольно спокойно и безопасно. С наблюдательного пункта открывался обзор чуть ли не до самого озера Плётцен. За ним проходил участок канала, который нам предстояло форсировать. Еще дальше простирался район, получивший свое имя от названия озера, — Плётцен-зее, рабочий район Берлина. События начинали приобретать интересный оборот — оттуда было совсем недалеко и до центра города.

К вечеру наши полки подошли к берегу канала. В полсотни метров шириной, облицованный камнем, он мог бы стать серьезной преградой, окажись на противоположном берегу подготовленная оборона. К счастью, ночная разведка никого там не обнаружила.

Рано утром 207-я дивизия начала переправляться через канал. Вскоре принялись его форсировать и мы. По уцелевшим мосткам, укрепленным за ночь саперами, с помощью всевозможных подручных средств перебирались на ту сторону стрелковые и пулеметные роты, за ними — артиллерия и танки, самоходки и «катюши».

Район Плётцен-зее обладал уже всеми типичными признаками современного большого города. Четырех-пятиэтажные дома вытянулись в ровном строю вдоль нешироких улиц. Зелень почти исчезла. Сады и палисадники уступили место асфальтированным внутренним дворам. Бросались в глаза следы работы союзной авиации: многие здания представляли собой груды развалин, над которыми возвышались неровно изломанные стены фасадов.

Против всех ожиданий сопротивление здесь было не слитком сильное. Приехавший на НП Переверткин уточнил нашу задачу: наступать на юг и к исходу дня достичь железной дороги, идущей с востока на запад и пересекающей канал Фербиндунгс чуть пониже того места, где он изгибался под прямым углом.

Вечером мы вышли на назначенный рубеж. Рядом с нами к железнодорожному полотну выдвинулась и 207-я дивизия. Участок фронта, который мы теперь занимали, стал еще уже. Воспользовавшись этим, я вывел во второй эшелон 674-й полк. С того дня, как мы вошли в Берлин, он еще ни разу не сменялся и был измотан до предела.

— Пусть все спят до утра, — сказал я Плеходанову. — И вы тоже. Силы еще понадобятся.

Я и сам решил отоспаться впервые за трое суток, а то уже трудно было ловить и собирать воедино расползающиеся мысли. Но не тут-то было: только я собрался уходить с НП, как раздался звонок командира корпуса. Семен Никифорович взволнованно сообщил, что наш левый сосед — 171-я дивизия пытается форсировать Фербиндунгс-канал близ его слияния с каналом Берлин-Шпандауэр-Шиффартс. Подразделения дивизии захватили уцелевший там мост и ведут за него кровопролитный бой, но продвинуться дальше не могут. Им надо немедленно помочь.

— Подсобишь Негоде выбить немцев с моста, форсируешь канал и будешь наступать на юг, через Моабит, — приказал Переверткин. — Дальнейшие указания получишь утром.

Я тут же вызвал Зинченко, велел ему поднимать полк и выступать на помощь соседям. Вслед за ним был направлен полк Мочалова. Ему ставилась задача выйти на берег правее того места, где шел бой, и подготовиться к форсированию канала.

Теперь-то можно было и отдохнуть. Я спустился в подвал казарменного здания, где расположилась на ночлег оперативная группа.

— Товарищ генерал, — встретил меня Курбатов, — слышали новости? Передовые подразделения Первого Украинского вышли на Эльбу и встретились с американцами.

— Ну да? Вот это здорово!

— Мало того. Первый Белорусский и Первый Украинский соединились западнее Потсдама. Берлин теперь полностью окружен!

— И немецкие войска окончательно расчленены, — добавил я, мысленно увидев большую карту военных действий.

Как ни радостно было это событие, но сил у меня хватило лишь на то, чтобы добраться до двухъярусной солдатской койки и сказать Офштейну: «Не буди до шести ноль-ноль». И сразу же глухой сон выключил сознание.

Проснулся я от громких голосов. За освещенным аккумуляторным фонарем столом стояли Офштейн и Переверткин и возбужденно разговаривали.

— Помначштаба полка Логвинов лично ходил в разведку на мост, товарищ генерал, — услыхал я слова Офштейна. — Он утверждает, что мост не взят и что там нет никого из наших. У меня нет оснований не верить ему.

— Вас ввели в заблуждение, а вы вводите меня, — раздраженно отвечал Семен Никифорович. — Мне докладывали, что мост взят, что там бой идет! А вы до сих пор не подключились!

Сон с меня как рукой сняло. Сразу поняв, что к чему, я вступил в разговор:

— Товарищ генерал, ясно, что один из двух докладов неверный. Но здесь мы не установим истину. Давайте подъедем на место и там посмотрим. Тогда и увидим, кто прав.

— Ну вот еще, этого не хватало, — произнес, остывая, Переверткин. — С какой стати нам туда ехать?

— А что? — настаивал я. — Самый быстрый способ разобраться и принять решение. Чем ждать, пока штабы будут проверять да перепроверять…

— Ну ладно, — согласился Семен Никифорович, — поехали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии