Знамя над рейхстагом

А с моей позиции на четвертом этаже было видно, как разбросанные по площади фигуры людей поднимались, пробегали, падали, снова поднимались или же оставались недвижимыми. И все они стягивались, словно к двум полюсам магнита, к парадному входу и к юго-западному углу здания, за которым находился скрытый от моих глаз депутатский вход. Я видел, как над ступенями у правой колонны вдруг зарделось алым пятнышком Знамя. И туг же, в 14 часов 30 минут, я принял почти одновременно два доклада — от Плеходанова и Зинченко:

— Полторы наших роты ворвались в рейхстаг! — доложил один — Время четырнадцать двадцать пять.

— В четырнадцать двадцать пять рота Сьянова ворвалась в главный вход рейхстага! — доложил другой.

У колонны, справа от входа, я увидел красное полотнище. А вскоре об этом доложил и Зинченко.

И снова, если давать ответ на вопрос: «Кто же был первым?» (а вопрос этот вызывает подчас чрезмерно повышенный интерес), я бы ответил: «А так ли уж это важно? Играют ли здесь роль минуты и секунды? Важно, что каждый стремился быть первым и делал все, чтобы быть им, не прячась за спины товарищей». Первыми были в полном составе рота Петра Греченкова, группа разведвзвода лейтенанта Сорокина и рота Ильи Сьянова.

Впрочем, чтобы быть совсем точным, могу добавить, что Греченков с несколькими бойцами задержался у домика, который стоял перед фасадом, против южного крыла рейхстага (в этом домике, по нашим предположениям, находился архив — он был битком набит различными бумагами). Так что Греченков вошел в рейхстаг немного позже. Но это была уважительная задержка.

Лейтенант отправлял в батальон немецкого генерала, захваченного здесь в плен.

Но об этом я опять-таки узнал позже. А тогда, после докладов командиров полков, детали мне были еще не известны. Артюхов, вернувшийся с той стороны Шпрее, разыскал меня на четвертом этаже и сразу же предложил:

— Надо сообщить командиру корпуса, что наши подразделения уже в рейхстаге!

— А не рано ли? Пусть закрепятся там. Подождем, пока другие роты войдут. А то, чего доброго, выбьют наших оттуда — потом передокладывай…

— Что вы, товарищ генерал, теперь уже не выбьют ни аа что!

— А ведь и верно не выбьют, — согласился я и приказал Курбатову соединить меня с Переверткиным.

В трубке я услышал голос Александра Ивановича Летунова — начальника штаба корпуса (Переверткина на месте не оказалось).

— Наши отдельные группы — до роты из полка Зинченко и до полутора рот из полка Плеходанова — ворвались в рейхстаг с парадного и южного входов и ведут там бой. От главных сил дивизии они отрезаны сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот и от Карлштрассе.

— Хорошо, Василий Митрофанович, доложу Переверткину, — ответил Летунов. — Когда понадобится огонь — просите. Я сейчас дам указание Василькову.

Это было здорово. В руках полковника Ивана Васильевича Василькова командующего артиллерией корпуса находились изрядные силы.

Снова оглядел я в бинокль укутанный сухим туманом Кёнигплац. Можно было различить, как стоявшие на прямой наводке орудия выплескивали из своих жерл языки пламени. Тут и там лежали крохотные фигурки бойцов, прижатых огнем к земле.

Спустившись вниз, я запросил командиров полков, есть ли какая связь с группами, находящимися в рейхстаге. Связи не было. Плеходанов доложил, что со стороны Бранденбургских ворот показались неприятельские цепи и танки. В бой с ними вступили батальон Логвиненко и артиллерия, находящаяся в распоряжении командира полка.

— Хватит ли у вас сил отбить контратаку? — спросил я его.

— Отобьем, — заверил меня Алексей Дмитриевич, — хотя бой разгорелся жаркий.

Пожалуй, решающее слово в этом бою принадлежало артиллеристам. Капитан Сагитов приказал втащить полковую 76-миллиметровую пушку на второй этаж «дома Гиммлера» — оттуда удобнее было бить по контратакующим. Встретила их огнем и батарея капитана Романовского, и 120-миллиметровая минометная батарея капитана Пузанова, разместившаяся во дворе красного здания. Повернул в сторону Бранденбургских ворот свои пушки и лейтенант Куц из противотанкового дивизиона — тот самый офицер, что вместе со своим комбатом Хованцевым отличился под Шнайдемюлем. Теперь Евгений Куц был уже командиром 3-й батареи, он принял ее у раненого Хованцева…

Для меня же сейчас главную заботу составлял вопрос: как обеспечить прорыв к рейхстагу вторых эшелонов батальонов и полков? Нашим в рейхстаге, надо полагать, приходилось тяжело. Как сказал Гук, пленные показали, что под зданием имеется подземелье, в котором сосредоточены основные силы гарнизона. Это осложняло положение. То, что наши не выйдут из рейхстага, я не сомневался. Но ведь при такой ситуации они могут там остаться навсегда…

Позвав Сосновского, я велел ему на 17 часов 50 минут подготовить артиллерийский налет по огневым позициям у Бранденбургских ворот и Карлштрассе. Соединился с Васильковым и попросил его усилить наш артналет огнем корпусной группы.