Читаем Знамя над рейхстагом полностью

Наступило короткое затишье. Но ни у кого не оставалось сомнений насчет намерений врага: наверняка он не отдаст так легко Заозерную и еще предпримет не одну яростную контратаку. И люди готовились к отражению этих ударов. В ротах находилась большая часть офицеров политотдела — об этом позаботился Воронин. В такие вот, как сейчас, моменты политработники беспокоились о том, чтобы всем бойцам была ясна очередная задача, чтобы они знали общую обстановку. Агитаторы готовили листовки о подвигах своих товарищей. Буквально через несколько минут вся рота уже знала имена тех, кто первым ворвался в траншею или первым перевалил через гребень высоты…

Телефонный звонок. Беру трубку.

— У телефона «сто первый», — называю свой позывной.

— Доложите, как идут дела, — слышится голос Семена Никифоровича Переверткина.

— Высота полностью наша. Закрепляем фланги. Взяли около девяноста пленных. Противник контратаковал силами от роты до батальона с танками. У нас введен в бой батальон с танками и артиллерией. Контратаку отбили. Ожидаем атаку силой до полка с танками. Ночью хочу ввести еще один батальон для расширения плацдарма.

— Согласен. Надо получше укрепить фланги и подготовить артиллерийский огонь.

— У меня все готово.

— Артиллерия корпуса обеспечит правый фланг. Прошу уточнить ваш передний край.

— Докладываю: брод, семьсот метров восточнее высоты двести одиннадцать, безымянная высота…

— Подождите, подождите. Разве эта высотка занята вами?

О взятии небольшой безымянной высоты мне доложил Пинчук. Эти данные были включены в оперативную сводку, отправленную в штаб корпуса. В чем же дело? Почему у комкора возникло сомнение? «Что ж, пообедаю и пойду лично проверить», — решил я.

С офицером из политотдела армии, подполковником П. С. Матюхиным, который вызвался идти со мной, направились к мосту, наведенному через протоку. На зеленой траве близ него чернели свежие воронки — противник держал мост под артиллерийским и минометным обстрелом. Наши батареи прямой наводки, хорошо замаскировавшись в кустарнике, прикрывали переправу. Командир дивизиона капитан Подгорский коротко доложил обстановку. Здесь все было в порядке, и мы не стали долго задерживаться. Главный интерес для нас представляла Заозерная.

То бегом преодолевая лужайки, то медленно двигаясь по траншеям, мы шли по тем местам, где еще утром находились гитлеровцы. На утоптанной траве валялись каски, подсумки, противогазы, лежали неубранные трупы эсэсовцев. Навстречу нам попадались раненые бойцы — кто еле-еле ковылял сам, кое-кого несли на носилках. Над головами все время свистели пули, повизгивали осколки.

До наблюдательного пункта командира батальона добрались благополучно. Капитан Брыльков в нескольких словах обрисовал создавшееся положение.

— Сейчас, — сказал он, — возникла своеобразная пауза. Мы закрепляемся на захваченных позициях, противник, хотя и не примирился с их потерей, однако еще не собрался с силами, чтобы восстановить положение.

Оставив своего попутчика на батальонном НП, я решил заглянуть в роту, которая то ли владела интересующей меня безымянной высотой, то ли нет. Двинулся туда в сопровождении солдата, который не лучшим образом справился с ролью проводника — мы заблудились и оказались на минном поле. Едва выбрались…

Командира роты я нашел в мелком песчаном окопчике, метрах в двадцати позади цепи, а сомнительная высотка находилась метрах в семидесяти впереди.

— Кто там, наши или фрицы? — спросил я ротного.

— Никого, товарищ полковник. Были мои ребята, но я их отвел.

— Зачем же?

— Для выравнивания фронта… Да если что, я снова займу!

— Не надо, я сначала посмотрю, — отверг я его предложение. Конечно, не дело командира дивизии самому лезть проверять каждую мелочь. Но мне показалось, что ротный что-то недоговаривает, и желание разобраться во всем самому возобладало. Я сбежал по склону, отмахал несколько десятков шагов по ровному месту и поднялся на холм.

На его вершине действительно остались следы — пребывания наших бойцов. Высотка была удобной для обороны, с хорошим обзором. Я собрался возвращаться, намереваясь дать ротному нагоняй за то, что оставил такую выгодную позицию, как вдруг раздался короткий сверлящий звук, затем грохот разрыва. Поблизости вырос фонтан песка и дыма. Почти одновременно совсем рядом возникло еще несколько грязно-бурых кустов. Я инстинктивно бросился в окоп. В артиллерийскую стрельбу вплелись противные завывания мин. Огневой налет был продолжительным. Осколки со свистом прошивали воздух над моей головой. Они срезали макушки сосен, расщепляли стволы, секли ветви. Однако ни один снаряд или мина не попали в мое убежище.

Огненный шквал затих так же внезапно, как и начался. Я вылез из укрытия и замер от неожиданности. К высоте направлялись неприятельские солдаты. Видимо, они заметили меня: группа гитлеровцев повернула в мою сторону. При мне были гранаты. Я упал на левый бок, быстро вставил запал. Бросок… Потом еще один…

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии